Рана его оказалась не смертельной, но он помешался, и только через восемь месяцев разум вернулся к нему. Он мог рассказать о своих приключениях до того момента, когда оставил Забытую степь; что было дальше он не помнил. Рассказ о его приключениях распространился в штатах, и земельные спекулянты заинтересовались неисследованными землями, в которых он побывал. Правительство задумало основать новую колонию в этих областях и поручило заняться этим Финну, подарив ему Забытую степь. Он получил также денежное пособие; но прежде чем вступить во владение своим даром, съездил в Миссури за своей невестой. Отец ее умер, но девушка оставалась верна своему суженому.
Купив негров и нагрузив несколько фургонов самыми необходимыми предметами, Финн с женою и ее братом отправился в Литл-Рок, а оттуда после непродолжительного отдыха двинулся в юго-западном направлении по лесистой и холмистой стране, где еще никто не путешествовал. Наконец, он достиг Забытой степи, а спустя два года, в течение которых о нем не было слышно, явился в Нахитош на длинном плоту, нагруженном продуктами его плантаций. Из Нахитоша он отплыл в Нью-Орлеан, где на деньги, вырученные за хлопок, меха и медь, купил еще несколько негров и новый запас сельскохозяйственных орудий. Немедленно образовалась компания с целью исследования Красной реки и местностей, пригодных для колонизации. Был приобретен небольшой пароход, и начальство над ним было поручено Финну, который сделался, таким образом, капитаном. Хотя пароход не мог подняться выше Забытой степи, но результаты исследования привлекли сотни плантаторов, поселившихся по обоим берегам реки, и капитан Финн дожил до того времени, когда стал богат и уважаем своими соотечественниками.
На следующее утро наши спутники-американцы простились с нами и продолжали свое путешествие. Но капитан Финн уговорил Габриэля, Роха и меня остаться у него подольше. Он ссылался на то, что моя лошадь не выдержит дальнейшего путешествия, если я не дам ей отдохнуть по крайней мере два или три дня; что касается лошадей Роха и Габриэля, то они совершенно отказались служить, и наш хозяин взялся подыскать им других, которые отвезли бы их обратно в страну команчей.
В этом, однако, не оказалось надобности, так как в тот же день у плантации остановилась флотилия в пятнадцать челнов, из которых высадилось с дюжину французских торговцев; все это были старинные приятели капитана Финна, отправлявшиеся за мехами к павниям-пиктам; они предложили перевезти туда Роха и Габриэля, которые, разумеется, приняли это предложение. Седла были уложены в один из челнов вместе с припасами из кладовой добрейшей мистрис Финн, гостеприимный супруг которой присоединил к ним, потихоньку от моих друзей, сверток с различными предметами, которые могли им пригодиться во время их долгого плавания: в нем оказались пистолеты, запас пороха и свинца, новые удила и стремена и четыре мексиканских одеяла.
Наступил наконец момент, когда я должен был расстаться с моими друзьями. Я был сильно расстроен и плакал, когда остался один. Как бы то ни было, я утешался мыслью, что мы расстались ненадолго, и, ободряемый капитаном, вскоре справился с моим унынием. Тем не менее, я в течение нескольких месяцев чувствовал себя тоскливо и одиноко; я никогда не представлял себе, как тяжела разлука с немногими лицами, которые привязаны к вам. Мой почтенный хозяин относился ко мне с величайшим участием. Так как у него было какое-то дело в Арканзасе, то он решил пройти со мною часть пути. Спустя пять дней после отъезда Габриэля и Роха, мы переправились через Красную реку и вскоре прибыли в Вашингтон, значительное местечко в Западном Арканзасе.
От Вашингтона до Литл-Рока, главного города штата, ведет почтовая дорога, и фермы встречаются через каждые пятнадцать-двадцать миль; но капитан предупредил меня, что он населен отребьем других штатов и что к западу от Миссисипи всегда благоразумнее путешествовать не по населенным местностям и останавливаться ночевать под открытым небом. Ввиду этого мы пустились по лесной тропинке через гористую и романтическую область, изобилующую потухшими вулканами. Количество дичи в этих местах невероятно; через каждые десять минут мы вспугивали стайку штук в двадцать индеек; все время видели оленей, щипавших траву, на расстоянии ружейного выстрела; и я думаю, что в этот первый день нашего путешествия в горах мы повстречали не менее двадцати медведей.
Независимо от своей любви к пустыне и ненависти к авантюристам, капитан Финн имел и другую причину выбрать этот путь. Ему нужно было побывать у знаменитых горячих источников, и он рассчитывал заехать по пути к своему родственнику, сыну Даниэля Буна, знаменитому охотнику, поселившемуся в горах. На второй день в полдень после утомительного подъема в несколько тысяч футов, мы очутились на небольшой поляне, на вершине горы, где лай собак возвестил нам о близости жилья, а спустя несколько минут раздался громкий выстрел.
— Это Бун! — воскликнул Финн. — Я подарил ему это ружье. Я узнаю его звук среди тысячи. Заметьте, вождь, Бун никогда не дает промаха; он убил оленя или медведя; если оленя, ищите рану между пятым и шестым ребрами; если медведя, осмотрите глаза. Во всяком случае, этот молодец отличный повар, и мы поспели как раз вовремя. Что, не говорил ли я? Клянусь всеми аллигаторами в болотах! Эй, Бун! Здорово, дружище.
Пока он говорил, мы подошли к тому месту, где лежал убитый козел, а подле него стоял сухощавый гигант, лет сорока, в кожаной одежде. Он с невозмутимой важностью заряжал ружье, и только когда окончил это дело, лицо его осветилось улыбкой.
— Добро пожаловать, старина; добро пожаловать, незнакомец; добро пожаловать в дом охотника. Я знал, что кто-то идет, потому что видел, как голуби вылетели из долины внизу; и так как сушеное мясо плохое угощение после утренней поездки, то я взял ружье, чтобы застрелить какое-нибудь животное из моего стада. — При этих словах он усмехнулся. — Как видите, это самое подходящее место для охотника. Я могу, когда мне вздумается, подстрелить с моего крыльца оленя, медведя, индейку. Я бы не мог жить в стране, где честному человеку нужно проходить целый день, чтобы добыть кусок мяса. Полно, Блэкки, полно, Юдифь, пошли прочь… (Эти слова относились к собакам.) Возьми-ка нож, старина, да обдери зверя, вон там, под красным дубом.
Заключительные слова были обращены к молодому человеку лет шестнадцати, вышедшему к нам навстречу из охотничьей хижины. Собаки, придя к заключению, что мы не воры, позволили нам слезть с лошади. Хижина, разумеется, отличалась крайней простотой, но была удобна. Широкая доска на четырех обрубках заменяла стол; другие обрубки служили стульями; буйволовые и медвежьи шкуры, сложенные в углу, служили постелью. Глиняный кувшин, две оловянных кружки и большой котел дополняли обстановку хижины. Печки не было: стряпня происходила на воздухе; Козел был изжарен, и, чтобы скоротать время, Бун рассказал нам о своей первой охоте на серого медведя.
Еще очень молодым человеком он отправился в Западные горы с партией трапперов. Его громадная сила, уменье владеть топором и удивительная меткость стрельбы доставили ему популярность среди товарищей, но тем не менее они относились к нему, как к мальчику, так как он еще ни разу не участвовал в каком-нибудь военном предприятии краснокожих и не имел дела с серым медведем, что считается не менее почетным и более опасным.