– Ты что, научилась понимать их тарабарский язык? – мрачно поинтересовался Захария.
– Не надо мне ничего понимать! Мое имя на любом языке звучит одинаково! И слышал бы ты, с каким выражением они его произносят! С каким отвращением! Они просто глумятся надо мной! Говорят непристойности! И все это за твоей спиной, добрый муженек!
Захария поднялся. Он был скорее растерян, чем разгневан. Борода задергалась, кадык непрерывно ходил вверх и вниз.
– Как же так? Моя пекарня… Мой хлеб… Разве Квентин всё это вытянет в одиночку?
– Пусть попробует не вытянуть!
– Или мне опять придется таскать на себе муку и лезть в горячую печь? Я ведь давно уже не молод, и восемь лет назад, как ты помнишь, мы решили…
– Восемь лет назад ты собирался купить одного раба. Одного! – выкрикнула она со злобой, с какой супруги обычно поминают давние и непрощенные обиды, нанесенные их половинами. – Или забыл? Ты хотел купить одного Квентина! Сам говорил мне, что он здоров, ловок и силен, что грудная клетка как две твоих! И что многие на рынке уже к нему прицениваются! Так зачем ты припёр второго?
– Но они продавались только вместе… Квентин и Модус, они ведь названные братья, как одно целое. – Захария часто заморгал. – Если их разделить, то Квентин проживет не больше двенадцати дней. И все деньги, которые мы на него потратили, пропадут.
– Кто тебе это сказал? Кто вложил в твои старые уши этот бред? Ну?
Захария пожал плечами. Поднял брови, вздохнул. Почесал лоб.
– Модус сказал…
– Ах, Модус! Ха-ха! Ну, тогда конечно! Раз сам Модус сказал!
Она расплылась в тухлой улыбке – словно дохлую рыбу надрезали ножом.
– Да, и в качестве доказательства он показал мне свой медальон… – пробормотал Захария. – У Квентина, кстати, точно такой же. Какой-то великий знахарь в их Британии дал им этот разломанный надвое амулет, сказал, что отныне они должны держаться вместе, иначе… – Он торопливо скрестил пальцы в оберегающем жесте.
– А я тебе так скажу: твой Модус лгун и хитрец. И я намерена его выгодно продать. Я внесла залог за тот виноградный участок, он, считай, наш. Насчет Модуса я договорилась с владельцем каменоломни в Гионской долине. За него дадут хорошую цену. А там пусть делают с ним что хотят, хоть в скалу замуруют!
– Ты… Как?!.. Ты!!! Без меня!!!
Захария сжал зубы, сжал кулаки, покраснел и затрясся. Со стороны могло показаться, что сейчас он задушит жену, стукнет по голове, перекинет через перила – или сам упадет замертво. Но Ассма была совершенно спокойна, на нее вид разгневанного мужа не произвел ровно никакого впечатления. Она величественно проследовала с террасы, захватив по пути чашу с остатками жареных шариков. Обернулась на пороге:
– Будет, как я хочу!
Действительно, до сих пор так всегда и было. Она была уверена, что так будет и на этот раз.
* * *
Воровать Квентин не любил, но если уж брался за дело, то орудовал хладнокровно и решительно, как настоящий боевой сотник Карадога Косматого. Пока Модус отвлекал разговором толстяка-торговца с лотком медовых пирогов на пузе, он умудрился стянуть здоровенный кусок, размером с сандалию.
Друзья забрались на один из глиняных дувалов, огораживающих площадь, быстро проглотили добычу.
– Хорошо, – сказал Модус, поглаживая себя по животу. – Хотя добрый кусок зажаренного на углях мяса был бы лучше!
– Лучшему конца нет! – буркнул его товарищ.
Площадь уже была забита под завязку, но глашатаи продолжали истошно орать, словно завидевшие нож бараны:
– Справедливый суд и страшная казнь! Приходите и смотрите! Да убоятся…
Плотный воздух дрожал и колыхался над толпой («Двенадцать центурий», – привычно оценил Квентин), как над горячим очагом.
– Смотри! – Квентин показал пальцем на группу римских всадников, проследовавших вверх по улице к дворцовой площади. – Это начальник когорты оцепления с охраной, он всегда прибывает перед самым началом казни. Следом поведут Кфира. Пошли, быстро!
Не успев договорить, он спрыгнул с дувала и ввинтился в толпу, ловко раздвигая ее и продвигаясь вперед какими-то замысловатыми галсами. Модус поспешил следом.
– Не отставай! Шевелись!
Квентин все точно рассчитал. После того как солдаты стали теснить толпу, освобождая место для экзекуции, в людском море возникли водовороты и течения, одно из которых подхватило их и неожиданно вынесло в первые ряды, сразу за оцеплением. Впереди блестел на солнце забор из вогнутых прямоугольный щитов, его столбами были закованные в доспехи легионеры с длинными, приставленными к ноге копьями.
Друзья возвышались над толпой – два варвара: один светловолосый и светлобородый, второй с черными волосами и черной бородой, два могучих дуба среди приземистых южных кустарников; Квентин – тот вообще мог сойти за сказочного гиганта.
Они видели, как заняли свои места прокуратор Публий Крадок, члены синедриона, как под рев толпы принесли на носилках избитого, изломанного человека с лиловым яблоком вместо правого глаза.
Это был лекарь Кфир, еще недавно один из богатейших и влиятельнейших людей Ершалаима. При его появлении толпа зарычала, взревела, взорвалась общим криком, как одно тысячеглавое чудовище. Простой люд – рабы, попрошайки, бродячие певцы, проститутки, ремесленники, торговцы, городская чернь, которые вчера падали в пыль, спасаясь от колес повозки Кфира, сегодня увидят, как он умрет. Рев длился, не утихая, долго, очень долго, будто вздыбилась и застыла гигантская морская волна.
Встал префект, по его открытому рту и покрасневшему от напряжения лицу Модус понял, что он читает обвинение, но ничего не было слышно. Легионеры привели четырех вороных коней, носилки с Кфиром поставили у их пляшущих ног. Двое солдат развели его конечности в стороны – левая рука и левая нога были сломаны, они подались легко и невесомо, за свою правую часть Кфир пытался бороться, кусался и пинался, но после нескольких ударов рукояткой меча оставил эти попытки. Кожаные ремни одним концом обвязали вокруг его запястий и лодыжек, вторые концы закрепили на луках седел. Коней развели в стороны на несколько шагов, ремни натянулись, приподняв распятое буквой «Х» тело Кфира над землей…
Толпа затихла, с жадностью ловя первый крик жертвы.
Начальник тайной стражи, руководивший казнью, смотрел на прокуратора, приподняв свой меч.
– Точно так же римляне казнили моего отца Готрига Корнуоллского… – тихо проговорил Квентин.
– Я знаю. А мой отец уже пал в бою и не мог его защитить, – так же тихо отозвался Модус и добавил: – Это знак свыше. Что-то обязательно произойдет, я чувствую…
Прокуратор наклонил голову и слегка пошевелил пальцами. Начальник тайной стражи взмахнул мечом, крикнув:
– Авс!
Чуда не произошло. По крупам коней звонко ударили плети. Всхрап, стук копыт, тонкий пронзительный звук, похожий на звук натянутой и лопнувшей струны… Это вскрикнул Кфир, прежде чем рванувшиеся в стороны кони разорвали его тело на части. Толпа очнулась, взорвалась в припадке буйной радости: «Га-а-ааа!!! Сегодня не я, сегодня другой, богатый и могущественный простился с жизнью у всех на глазах, а я, худой, немощный, отвергнутый, я все еще жив!!! Га-ааа!!! Не я! Сегодня не я-а-а!!!»