Вооруженные мечами Кастул и Модус оказались в центре вмиг опустевшего зала, как гладиаторы на арене Колизея. Разъяренный легионер, зажимая рану, бросился вперед, обрушив на молодого человека сильнейшие рубящие удары, какими мясник разделывает на части тушу быка. Но ни один из них не достиг цели: все были парированы, причем так жестко, что из-под клинков полетели искры. Кастул был опытным солдатом и, встретив такое сопротивление, изумленно воскликнул:
– Не иначе это дьявол водит его рукой!
Квентин тоже очень удивился: он мог оценить силу ударов и не понимал: как Модус вообще удерживает меч?!
Поединок продолжался. Звенели клинки, летели искры… Бой на мечах – это торжество силы и выносливости. Еще не придуманы рапиры и шпаги с их филигранным фехтованием, хитрыми финтами и секретными приемами, передающимися из поколения в поколение. Короткие и широкие римские мечи летали по прямым линиям: удар сверху вниз – защита снизу-вверх и ответный удар сверху-вниз, и снова защита снизу вверх… В каждый удар вкладывается вся сила, никаких хитростей тут не предвидится: идет жестокая рубка – кто пробьет защиту противника, тот и победит. И вдруг, отразивший очередной удар, исчерпавший и силу и инерцию, меч Модуса не ринулся вниз, а вопреки всем законам природы, под действием какой-то новой силы взлетел вверх, описал полукруг и пересек Кастулу шею! Из обрубка хлынула кровь, а голова вместе со шлемом гулко ударилась о пол и, подпрыгивая, покатилась к двери. Тело легионера, опрокинув скамью, тяжело повалилось на пол, вылетевший из ослабевшей руки меч звонко лязгнул о стену.
В тот же миг удерживающий второго солдата гигант выхватил откуда-то узкий, похожий на наконечник копья кинжал и принялся раз за разом втыкать ему в грудь, без труда прокалывая толстый кожаный нагрудник. Через минуту на полу лежали уже два окровавленных трупа римских солдат. Это означало, что все присутствующие подлежали распятию или сожжению – как решит римская власть.
– Бежим! – в ужасе воскликнул Квентин. – Быстро бежим!
– Спокойно! – прогудел голос, напоминающий звук иерихонской трубы. На пороге, уперев руки в необъятные бока, стояла насупленная Агунда. – Не бойтесь, странники, здесь вас никто не выдаст! Мы все против Рима! Слышали про сикариев? Не верьте, что они уничтожены! Погибли наши отцы и братья, но мы остались!
Великанша внимательно осмотрелась, почесала и без того взъерошенный затылок и принялась привычно отдавать команды:
– Цефас, ты с Итаном отвези эту падаль к Черной лощине и бросьте на съедение грифам. Через день от них останутся только кости. Доспехи, оружие и одежду отвезите подальше и закопайте поглубже. А коней продайте кочевникам, только тем, кто уходит из Иудеи, а не приходит сюда!
Гигант с челюстью на шарнире и его спутник молча встали и вынесли убитых на улицу. Игроки в кости им старательно помогали.
– Эвита, а ты с девочками уберите тут все и отмойте так, будто здесь даже никто пальца не порезал!
Лупы принялись немедленно выполнять указание. А Агунда подошла к Модусу и Квентину.
– А вы, красавчики, выпейте вина, чтобы успокоиться, и ложитесь спать. Завтра с утра двигайтесь дальше и забудьте про все, что было! – Тяжело раскачиваясь, она направилась к выходу, но остановилась и добавила: – Тем более, что ничего особенного и не было!
* * *
Им отвели довольно просторную комнату на первом этаже с окном, выходящим во двор. Раздевшись, Модус повалился на кровать. Он был абсолютно спокоен, как будто ничего не произошло. И это спокойствие исходило от перстня на пальце, который обволакивал его теплом и ощущением полного благополучия.
– Что это было?! – спросил Квентин. – Как ты выстоял? Этот Кастул опытный рубака, ты не мог выдержать ни одного удара! Неужели и правда тебе помогает нечистый?
Модус зевнул.
– Может быть… Но я его об этом не просил, – добавил он, засыпая.
Сон быстрый, как горный поток: год человеческой жизни пролетает между двумя вдохами. Модус спит беспокойно, вздрагивает, сжимает зубы, глазные яблоки шевелятся под покровами век. Он видит картины минувшего, в которых не может ничего изменить. Сон бежит, как вода. Крутые пороги, излучины, водовороты, глубокие ямы… Запутанная карта памяти. Где начало, где конец – неясно. Брызги, блики солнца на мокрых камнях. Все зыбко, все перемешано. Сны текут по одному им ведомому руслу.
…Погожий весенний день, зеленые холмы, голубое небо, запах цветущих деревьев. На одном из холмов – укрепленный замок, бывшая римская вилла, которая помнит еще времена императора Клавдия. Живший здесь военный трибун бежал, когда в Девоне вспыхнуло восстание, и Готриг Корнуоллский подарил здание Виллему – отцу Модуса. Замок пережил пожар и несколько осад. Крыша прохудилась, щели в стенах завешиваются коврами, а чаще – обычными овечьими шкурами и всяким тряпьем. Внутри он похож на обычный деревенский двор, грязный и неухоженный. Зато снаружи кажется неприступным. Особенно отсюда, с берега реки.
Модус и Ева лежат в траве, разморенные любовью и жарой. Оба стройные, обнаженные, им по шестнадцать лет. Любовь кажется острой увлекательной игрой, чем-то вроде игры в кости, в которой им выпадают одни шестерки. Да и вся жизнь такая игра…
– Когда-нибудь мы прогоним римлян, и я стану королем этой земли, – слышит он свой голос, молодой и дерзкий.
– А я стану королевой? – спрашивает она, закинув белую ногу на его смуглый торс.
– Конечно.
– Мы будем жить в твоем замке?
Приподняв голову, он смотрит на высокие каменные стены по ту сторону реки.
– Нет. Я дойду до Рима и завоюю его, мы будем жить во дворце римских королей.
Он слышит шорох в зарослях орешника, оборачивается, вскакивает. Успевает заметить ухмыляющуюся физиономию своего младшего брата Локуса. Тот быстро убегает, скрываясь в густых кустах.
– А ну, стой, змеиное отродье!
Модус бежит следом, на ходу натягивая на себя тунику. Настигает брата, валит на траву.
– Ты подглядывал за нами и занимался рукоблудием? А ну, говори!
– Я ничего не видел, клянусь Беленом! – верещит Локус и со смехом вырывается. – Я никому ничего не скажу! Если, конечно, ты дашь мне серебряный сестерций!
– Я дам тебе кулаком в живот! – кричит Модус.
Он не успевает ничего сделать. Над рекой, над деревьями поднимается дым, черный и жирный. Мост через реку запружен римскими войсками, сотни сверкающих на солнце шлемов, замок окружен… Стенобитное орудие крошит ворота в щепу, римляне врываются внутрь, идет молчаливая кровавая рубка. Бриттов теснят, сминают, выкашивают, как сорную траву, отец убит, Готриг Корнуоллский ранен и пленен, пламя над крышами построек вздымается выше и выше…
А Модус стоит, оцепеневший, на берегу реки, сжимает в руках бесполезный меч. Что ему делать? Перебраться на тот берег и погибнуть вместе со всеми? Заколоться самому? Ну уж нет. Он отомстит. Обязательно отомстит!