Муссон. Индийский океан и будущее американской политики | Страница: 60

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Глава 10
Стратегия и прекрасное

Есть в Калькутте два заметных архитектурных памятника, стоящих неподалеку друг от друга. Они связаны с именами двух великих горожан, создававших идеи и идеалы, которыми ныне, в XXI в., питаются политика и культура, как индоокеанские, так и всемирные. Один из них – британский имперский деятель, другой – индийский поэт и писатель. Один был хладнокровным дипломатом, его заботили маневры в среде государственных и военных сил, интересы его лежали преимущественно в геополитической области; второй жил во имя словесности, считая, что конечное назначение человеческого разума – наслаждаться прекрасным. Один олицетворяет собой британское наследие, оставленное в пределах Индии, второй – наследие собственно индийское: ту его часть, которая воплощает в себе мечты многих людей, обитающих за пределами Индостана. Вспоминая первого, хочется рассуждать об индийской внешней политике; вспоминая второго – о поисках достоинства и справедливости: том самом, о чем необходимо серьезно задуматься и Соединенным Штатам. Оба стали местными символами: Калькутты как имперской столицы в эпоху Британской Индии; Калькутты как многомиллионного города, чьи жители жаждут, чтобы их услышали.

Первый архитектурный памятник зовется Правительственным домом (на хинди «Радж-Бхаван»). Чуть более сотни лет тому назад он был и домом лорда Джорджа-Натаниэля Керзона.


Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

До начала XX в., когда индийскую столицу перенесли в Дели, Калькутта была беспокойно бьющимся сердцем британского империализма на просторах Евразии. Ни с одним человеком этот «индоцентрический» империализм не связан в памяти потомков столь прочно, как с лордом Джорджем Керзоном – вице-королем Индии в период между 1899 и 1905 гг. Скажем с уверенностью: на индийской земле, в Калькутте, лорд Керзон чувствовал себя дома. Чрезвычайно символическое обстоятельство: роскошный Правительственный дом – главная квартира вице-короля – возводился по образцу Кэдлстон-Холла, фамильного дербиширского поместья Керзонов, построенного в XII в.

Невзирая на отвращение к эпохе британского владычества, в индийских сердцах остается теплый уголок, хранящий память о лорде Керзоне, много поработавшем ради того, чтобы спасти местные здания и древности от уничтожения и разрушения. «Пускай прочие вице-короли позабыты, – однажды заметил Джавахарлал Неру, первый индийский премьер-министр, – но Керзона будут помнить: он уберег и воскресил все, что в Индии было прекрасно» [1].

В известных здешних кругах уважение к лорду Керзону особенно выросло после окончания холодной войны – даже вопреки тому обстоятельству, что, будучи вице-королем, он разграничил Бенгалию на восточную и западную половины: тактический принцип «разделяй и властвуй», приведший к тому, что Калькутта лишилась богатых и доходных земель, простирающихся вдали от моря и населенных преимущественно мусульманами. (Вдобавок возник прецедент, за которым последовало сначала отделение Восточного Пакистана от Индии, а впоследствии – Бангладеш от Восточного Пакистана.) Дж. Н. Диксит, бывший в начале 1990-х индийским министром иностранных дел, упомянул Керзона «в числе величайших индийских националистов». К. Раджа Мохан, профессор Делийского университета Джавахарлала Неру, поясняет: все его сограждане, мечтающие возродить Великую Индию – область спокойного неофициального влияния, распространяющуюся на значительную часть Индийского океана и Южной Азии, – находят в Керзоне «источник стратегического вдохновения» [2].

1909 г. Керзон пишет: «Учитывая современные условия, повелевающий Индией должен обладать мощью, величайшей на Азиатском континенте – и, следовательно, во всем мире» [3].

Индия, о которой говорит Керзон (и которой он управлял), разделилась теперь на четыре государства: Индию, Пакистан, Бангладеш и Бирму – занимающих всю материковую сушу от иранских границ до Сиамского залива. Естественно, с керзонской точки зрения, этой Великой Индии требовались «буферные» государства на севере и западе, чтобы защищать ее от Китая и России. В 1901-м, по указанию Керзона, появилась населенная пуштунами Северо-Западная пограничная провинция, позволявшая Британской Индии оказывать давление на Афганистан, контролируя племена, что населяли сопредельные ему области. Ныне Северо-Западная пограничная провинция по-прежнему существует и зовется так же и в тех же целях используется – но уже Пакистаном.

Впрочем, как подмечает Дэвид Гилмор во всеобъемлющем жизнеописании «Керзон: имперский государственный деятель», Керзону требовалась не только уступчивая Средняя Азия, но и уступчивая Персия. Британская Индия в бытность Керзона вице-королем являлась главной державой Аравийского (Персидского) залива, имея исключительно крепкие торговые связи с Персией, Междуречьем и различными арабскими племенами – а те в свой черед облегчали Индии экономический доступ к Восточной Африке. Например, Объединенные Арабские Эмираты (Дубай, Абу-Даби и Шарджа) ранее звались Государствами перемирия (Trucial States), поскольку они подписали с Великобританией «мирный договор» и обязались обуздывать пиратство в Персидском заливе, чтобы корабли из Европы могли безопасно плыть к Индии вдоль побережий Среднего Востока. Тем временем на восточном рубеже Британской Индии, в Бирме, целый класс индийских торговцев и ростовщиков ссужал бирманских крестьян деньгами и оказывал им иные услуги, укрепляя и расширяя влияние вице-короля. Если Персия и Афганистан были британскими «буферными» государствами против России на западе и северо-западе, то бирманские Страны Шанов стали «буферами» против Франции и французской империи в Юго-Восточной Азии.

Вице-король, обретавшийся в Калькутте, отнюдь не просто получал указания из Уайтхолла, ибо вся архитектура Британской империи покоилась на индийской основе [4]. Вице-король был полноправным и самостоятельным владыкой, влиявшим на международные дела от Адена до Малакки – по всему Индийскому океану, от края до края. Коренилась эта власть в размерах и богатстве самой Индии, а укреплялась поддержкой Лондона. Если в наши дни Лондон заменить Вашингтоном, точнее, треугольником Индия – Вашингтон – Пекин, – получим, как выражаются некоторые индийцы, «неокерзонское» положение вещей. Неокерзонство – целая школа мысли среди тех индийских стратегов, что предсказывают своей стране продолжительный экономический рост и внешнюю политику, ему соответствующую. Соблазнительно сопоставить неокерзонство с американским неоконсерватизмом. В конце концов, и там и там господствуют своеобразные имперские взгляды, стремление к национальному величию, основывающееся на великих идеях. Но если неоконсерваторы жаждут навязать американские идеалы и систему управления всему миру, неокерзонцы довольствуются союзничеством с недемократическими системами, отличными от индийской. Неокерзонцы понимают, где следует остановиться. Они хотят вернуть Индии прежнюю выдающуюся роль – но в основном ограничить ее географической сферой индийского влияния.

Идея эта по своему духу менее груба, чем идея Великой Индии (Аханд Бхарат), вынашиваемая индусами-националистами, и отождествлять их не следует. Если взгляды неокерзонцев, желающих расширить индийское влияние на Среднем Востоке, больше устремлены к западным рубежам Индостана, то индусские националисты глядят на восток – Юго-Восточную Азию с Индонезией – на страны, испытывающие огромное воздействие санскритской культуры. И все же имя Керзона было в особой чести, пока государством правили националисты – Индийская народная партия («Бхаратия джаната парти», или БДП). Тогда, в 1990-е, лорда Керзона цитировали часто.