– Добрый вечер, Алексей Георгиевич, – кивнула Клинкевич, – это наши гости из Башкирии, о которых я вам говорила. Насколько я знаю, вы сегодня остаетесь дежурным врачом. Можете все им показать и рассказать. Я уже рассказала им о нашумевших похоронах Боровковой…

Мокрушкин уныло кивнул.

– Покажите им все, – повторила Светлана Тимофеевна, – я думаю, что часа за два они управятся. А машина пусть подождет. Я думаю, что Дмитрий уже не понадобится Федору Николаевичу. Он, наверно, сразу же после совещания поедет домой и уже не вернется сюда.

– Большое спасибо за ваше гостеприимство.

– Надеюсь, что завтра мы с вами увидимся. – Она поднялась из-за стола, пожала каждому из гостей руки. – Алексей Георгиевич, – требовательно произнесла она, – в следующий раз, если Зинаида захочет меняться сменами, пусть она поставит в известность именно меня. А кто сегодня еще работает?

– Сама Клавдия Антоновна, – сообщил Мокрушкин.

– Вот так всегда, – развела руками Клинкевич, – про наших врачей, даже если они имеют ученые степени, не говорят «сама», а про нянечку или санитарку могут выдать такое! Это тоже уровень провинциального сознания. От него нужно избавляться, Алексей Георгиевич. Я вам об этом много раз говорила. Иначе вам будет трудно в дальнейшем.

Он согласно кивнул.

– До свидания, – сказала на прощание Клинкевич, – завтра в десять я буду на своем рабочем месте. Обращайтесь по всем вопросам, я готова вам помочь. И не забудьте передать наш привет вашему премьер-министру. Когда вы планируете вернуться?

– Через два дня, – ответил Дронго.

– Значит, мы еще увидимся. До свидания!

Они вышли из кабинета в сопровождении Мокрушкина. Вейдеманис выразительно посмотрел на Дронго.

– Инициативная женщина, – сказал он с подтекстом, сделав ударение на первом слове.

– Да, – согласился Дронго, – сразу заметно, что она знает и любит свое дело. Особенно свою работу.

Эдгар увидел улыбку на лице Дронго и согласно кивнул.

– Алексей Георгиевич, – обратился Дронго к молодому врачу, – давайте сразу начнем с осмотра основного корпуса. Я думаю, что так будет правильно.

Светлана Тимофеевна, все еще в белом халате, вышла в коридор. Кивнув на прощание, она прошла к лестнице, спустилась вниз.

– Кажется, у нее напряженные отношения с главным врачом, – заметил Дронго, обращаясь к Мокрушкину.

Тот неопределенно пожал плечами. Ему явно не хотелось говорить на такую опасную тему. Дронго хотел еще что-то спросить, но тут увидел, что по коридору к ним идет высокая полная женщина в белом халате. Ее волосы были собраны в узел.

– Алексей Георгиевич, вы там нужны, – попросила она.

– Что случилось, Клавдия Антоновна? – спросил врач. – Это наши коллеги. Можете говорить при них.

– Она умерла, – сообщила женщина, – идемте быстрее.

Глава 6

Мокрушкин взглянул на гостей. – Извините, – торопливо сказал он, – я должен идти. Если хотите, можете пройти со мной. Вы ведь врачи?

– Почти, – хмуро ответил Дронго.

Где-то за окном завыли собаки. Сначала одна, потом вторая, третья. В этом было нечто мистическое. Гости вздрогнули.

– Вот так всегда, – недовольно сказала Клавдия Антоновна, – как только один из пациентов умирает, так они сразу затягивают свой хор. И все знают, что в этот момент кто-то умер. Прямо как сигнализация какая-то. И больные нервничают. Нужно наших собачек куда-то убрать.

Они прошли в предпоследнюю палату, Мокрушкин открыл дверь, входя первым, за ним Клавдия Антоновна. Гости переглянулись. Дронго нахмурился и решительно вошел, следом за ним – Вейдеманис. Впрочем, в том, что они увидели, не было ничего страшного или трагического. На кровати лежала изможденная женщина. На вид ей было не меньше семидесяти. Она лежала так, словно заснула, и лицо ее было умиротворенным и спокойным, словно она сделала все, зачем пришла в этот мир. Если бы не ее худые, почти бесплотные руки и ввалившиеся щеки, можно было бы сказать, что эта старуха вполне здорова. Мокрушкин подошел к ней, проверил пульс, отключил аппаратуру, накрыл лицо одеялом и обернулся к гостям.

– Вот и все, – негромко сказал он, – она уже отмучилась. Санубар Идрисова, жена нашего руководителя коммунального хозяйства. Она сама решила переехать сюда. Обычно мусульмане не отдают своих больных в наш хоспис, вы об этом знаете лучше меня. Но она сама настаивала. У нее дочь в Америке живет с мужем, а сын давно в Австралии. А у мужа больное сердце, вот она и решила сама сюда переехать, чтобы никого не тревожить. Придется завтра звонить ее супругу. Он как раз вчера навещал жену, они разговаривали…

– Сколько лет ей было? – спросил Дронго.

– Сорок восемь, – ответил Мокрушкин, – она в восемнадцать лет замуж вышла. Сыну уже двадцать девять, а дочери двадцать семь. И трое внуков от дочери. Но всех судьба раскидала по разным местам.

Дронго тяжело вздохнул. Он был уверен, что умершей не меньше шестидесяти.

– Вы можете ей что-то сказать, – неожиданно предложила Клавдия Антоновна.

– Что сказать? – не понял Дронго, повернувшись к санитарке. – О чем вы говорите?

– Она была мусульманкой, – спокойно пояснила пожилая женщина. – А вы приехали из Башкирии. Прочитайте молитву, если можете. А если не можете, то скажите несколько слов, ей наверняка было бы приятно.

– Да упокоит Господь ее душу, – произнес Дронго, взглянув на лежавшее под одеялом вытянутое тело.

– Спасибо, – кивнула Клавдия Антоновна, – вы можете идти. Алексей Георгиевич, вы сами заполните журнал?

– Да, конечно.

Сыщики вышли из палаты.

– Вот и все, – негромко сказал Вейдеманис, – был человек – и нет человека. Все так просто и обыденно, как будто в порядке вещей.

– У нас именно так, – согласился Мокрушкин, – это место, где люди уходят. Гораздо приятнее работать в родильном доме. Место, где появляются новые люди и радуются новой жизни. Но уверяю вас, что там тоже хватает своих трагедий. Простите, что мы начали наш обход именно с этого печального события, но так уж получилось. Что именно вас интересует?

– Все, – ответил Дронго. – Как устроен ваш хоспис, сколько в нем пациентов, в каких условиях они живут, как работают ваши врачи.

– Пойдемте, я все покажу. У нас как раз сейчас ужин заканчивается.

– Больные ходят в столовую?

– Мы не говорим «больные», мы называем их пациентами. Обычно в столовую многие не ходят, не хотят есть вместе со всеми. Кто хочет, может пройти, столовая в конце коридора на первом, рядом с кухней. Остальным нянечки носят еду прямо в палаты. На втором этаже у нас реанимационные. Сейчас там пять человек… уже четыре, – поправился Мокрушкин. – Остальные девять внизу. Кабинеты врачей тоже внизу, а руководство на втором этаже. Там же у нас операционная и рентген-кабинет.