– Коля, родненький, чего ты не хочешь?
Колька обвёл комнату взглядом и, убедившись, что чебуреков вокруг нет, прошептал:
– Не хочу бороться за свои права!
* * *
И с тех пор не борется. А когда случайно рвёт штаны, то сразу просит у бабушки прощения. И она его не ругает, а просто зашивает прорехи…
Жил-был один пират. Но жил он так себе. А был и вообще серединка на половинку! Потому что у него не было одного глаза, одной ноги и одного протеза.
Вернее, протез у него то был, то исчезал. Протез исчезал, когда у пирата кончались пиастры. Обычно это случалось в портовой таверне, куда пират заходил промочить горло на своей шхуне «Кровавая Мэри Поппинс», за которой охотились все капитаны испанского пароходства, которое из-за отсутствия пара и присутствия парусов называлось в те времена Великой и даже Непобедимой армадой – крупнейшим в мире флотом из ста тридцати тяжёлых кораблей.
* * *
Но то ли горло у пирата было лужёное, то ли вино было сухим, а промочить никогда не получалось. Зато получалось за полчаса спустить все отмытые в море пиастры. А без пиастров жадные тавернщики ни в какую не хотели наливать. Они не хотели наливать даже в деревянный напёрсток, который пират выиграл у местных напёрсточников. За это пират швырялся в тавернщиков протезом и хрипел пересохшим горлом: «Йо-хо-хо!».
* * *
Как правило, протез ему не возвращали. Вот и приходилось пирату скакать на одной ноге, опираясь на зазубренную в морских боях саблю, потому что в те дикие времена в морской бой играли не шариковыми авторучками на уроках, а зазубренными саблями на занозистых палубах.
* * *
Из-за отсутствия протеза пирата частенько догоняли капитаны бригов, барков, шхун, шлюпов, бригантин и совершенно неуловимых баркентин, которые пират всё равно ловил и топил. За это всплывшие капитаны подвешивали пирата на реях, гротах, фоках, марсах, стакселях, кливерах, гафелях, гиках, а также бом-брам-триселях, фор-бом-брам-стеньгах и других корабельных прибамбасах.
Но сколько бы пират ни болтался на мачтах, он ни разу не проболтался, где спрятаны сокровища Джонни Деппа и Орландо Блума, потому что с петлёй на шее сильно не поболтаешь…
* * *
В один прекрасный день пират висел на бом-грот-рее в Саргассовом море, набитом водорослями, как кастрюля макаронами, и ему ничего хорошего не светило, потому что, пока он висел, на день наступила ночь.
В темноте хрипло скрипели уключины. Матросы дремали на вантах. Зюйд-вест раздувал щёки капитана. За бортом плавал дохлый кит.
Короче, спали все. Кроме пирата. Заснуть ему мешала пеньковая петля, завязанная вокруг шеи альпийской бабочкой – хитрым морским узлом, который можно развязать только топором.
«Йо-хо-хо!» – подумал пират и стряхнул ресницей слезу с единственного глаза.
* * *
И тут из морских глубин выпрыгнула пиранья…
* * *
Эта пиранья давно симпатизировала пирату, потому что сама была такой же. Вот почему она решила его спасти, перекусив зубами альпийскую бабочку.
И она её перекусила, причём вместе с бом-грот-реей! Правда, с третьей попытки, потому что два первых раза со свистом пролетела мимо. Зато, когда попала, пират беззвучно упал с мачты, но беззвучно не потому, что приземлился на левую ногу, которой у него не было, а потому что свалился за борт на резиновую спину дохлого кита.
* * *
И хотя пиранья не любила дохлых китов, она не бросила пирата. Поборов естественное отвращение, пиранья сцепила зубы и рванула вперёд, указывая задним плавником верную дорогу. Дорога была долгой. Сначала она срезала по гипотенузе Бермудский треугольник, потом по дуге обогнула мыс Горн, потом чудом увернулась от отмороженного айсберга и наконец уткнулась в берега могучего Днепра, до середины которого вряд ли бы долетел пиратский протез.
* * *
За время плавания пирату так опротивела вода и так понравилась пиранья, что он забросил морской флот и купил аквариум.
* * *
В рабочие дни пират и пиранья вспоминали былое и думали. А в выходные дни они ходили в парк. Голые стволы осенних деревьев напоминали пирату обугленные мачты, а пиранье – обглоданных китов.
* * *
В парке было хорошо. А когда на друзей бросались плохо припаркованные собаки, пиранья показывала зубы, и собаки начинали…
* * *
…На этом месте Борька замолчал и начал придумывать, что именно начинали собаки. Но дальше придумывать не пришлось, потому что бабушка, у которой под вечер сильно разнылся зуб, уже заснула.
Впрочем, Борька этого и добивался, потому что бабушку жалел. А добившись, он поправил на бабушке одеяло, похожее на потрёпанный парус, и тоже пошёл спать.
Всю ночь ему снилась ещё не снятая серия «Пиратов Карибского моря»…
Моей дорогой Н. Н.
Для тех, кто ни разу не читал книжку «Железный Булкин», сразу скажем, что изобретатель помидоров никаких помидоров не изобретал. Просто фамилия у него была такая – Помидоров. А звали Помидорова – Фёдор Иванович. И как раз в книжке «Железный Булкин» много чего про Фёдора Ивановича рассказано. Особенно про то, что он натворил с помощью Стирателя Ума и Памяти (сокращённо СУП) и Первичного Радио-Излучателя Магнитного Усилителя (сокращённо ПРИМУС).
Но зато в книжке «Железный Булкин» ничего не рассказано про третью бабушку. Хотя дело это поправимое. И мы его сейчас поправим. Только сперва напомним всё то, что мы про Помидорова раньше рассказать успели. А кто раньше нас успел про Помидорова прочитать, теперь могут про него не читать, а вместо этого сделать что-нибудь полезное, типа помочь своей собственной бабушке закатать свежие помидоры в трёхлитровые банки, если, конечно, дело происходит летом, или, наоборот, раскатать помидоры из банок по тарелкам, если дело происходит зимой…
А разобраться, зима на дворе или лето, проще простого – достаточно включить телевизор (шутка!).
* * *
Короче, изобретатель Помидоров изобретал с утра до вечера и, даже ложась спать, не выпускал из кулака карандаш, чтобы успеть записать всё, чего он во сне изобрёл.
А изобрёл Помидоров много чего. Например:
1. Липкие носки, чтобы обувь не спадала с ног.