Парень выглядел уставшим — минувшая ночь, видимо, тоже не принесла ему покоя. Он несколько раз пытался поймать Машин взгляд, но та заблаговременно отворачивалась в сторону. Стекла очков теперь бережно сохраняли тайну. Желание, родившееся во сне, до сих пор напоминало о себе легким томлением.
— Пора, господа! — бодрым голосом скомандовал Клайв. — Поехали. Назад забирается самый маленький или самый уставший. Малышка тут, безусловно, Мари, но Макс от бессонной ночи того и гляди рухнет на землю. Так что, парень, полезай ты назад. Жизненного пространства там сейчас достаточно, чтобы пережить четыре с половиной часа пути. Дай мне насладиться обществом прекрасной девушки.
Макс молча отклонил переднее сидение и неуклюже протиснулся в тесный салон, сложив ноги подобно гигантскому кузнечику. Поймав обеспокоенный взгляд Маши, сказал:
— Не переживай, мне удобно. Я готов сейчас заснуть сидя на табуретке. — И добавил с вызовом: — Только убогого во мне не надо видеть…
В его последних словах прозвучала неприкрытая боль.
Подчинившись неожиданному порыву, Маша наклонилась и нежно поцеловала Максимильяна.
— Я его и не вижу.
Растроганный, он подарил ей неуверенную улыбку. Осчастливленный прикосновением губ, словно снявших злое проклятие, гид поерзал на кожаном сидении, устраиваясь удобнее, надвинул поглубже на глаза бейсбольную кепку и затих.
Предвкушая душераздирающую сцену прощания Клайва с Еленой, Маша поспешила занять место рядом с водителем и прикрыла глаза.
Со словами «До скорого, Ханни!» Клайв ловко впорхнул в салон и, блеснув на солнце крупным золотым кольцом, решительно сдвинул рычаг коробки передач. Турбинный двигатель спорткара послушно взревел, машина молниеносно тронулась с места. От неожиданности у Маши захватило дух.
Несколько минут она не отрываясь смотрела на мелькающие за стеклом дома, удивляясь способности Клайва виртуозно лавировать среди узких переулков. На счастье, в столь ранний час местные жители только просыпались. На улице не было ни души.
— Первый раз едешь в спортивной машине? — сочувственно спросил англичанин. Девушка завороженно кивнула.
Клайв довольно улыбнулся, показав безупречные зубы. Он выглядел еще более привлекательным, чем вчера. Черная кожаная куртка, плотно облегающая стройное тело, светло-голубая тенниска, идеально гармонирующая с цветом глаз, зеркальные очки-капли, голливудская улыбка.
Маша с восхищением смотрела на снизошедшего до общения со смертными полубога. Перенеся взгляд на дорогу, Клайв продолжил как ни в чем не бывало:
— Он втрескался в тебя по уши.
Девушка испуганно скосила взгляд на заднее сидение, где мирно посапывал согнутый в три погибели Макс.
— Не волнуйся, он спит сном младенца и видит сладкие сны, в которых ты целуешь его, лежа рядом на зеленой лужайке. Звенит оглушающая тишина… Ни звука.
Страх ледяным сквозняком коснулся затылка и пробежался по напрягшейся спине.
Небрежно, одной рукой, ведущий машину красавец взглянул ей прямо в глаза и продолжил:
— Милое местечко вы выбрали для любовных утех…
Маша взяла себя в руки и постаралась говорить как можно спокойнее:
— Клайв, я тебя не понимаю…
— Не бери в голову, это просто экспромт, сиюминутная фантазия. Скажи, он тебе нравится? Ты увлечена им?
Девушка смущенно промолчала. Она не понимала, что происходит.
— Можешь не отвечать. Это заметно с первого взгляда. Дам тебе совет, Мари: когда он признается тебе в любви, а ждать осталось недолго, от силы день-два, подумай хорошо перед тем как ему отказать. Сделай генеральную уборку, выкинь из шкафа все запылившиеся скелеты. Сколько можно возвращаться к мертвым воспоминаниям? Когда не знаешь, какой выбор сделать, правильнее всего поступить по-другому.
У Маши поплыла голова. Перед глазами моментально соткался образ Виктории, произнесшей недавно те же слова. Совпадение?
Клайв невозмутимо продолжал:
— Любовь — волшебная субстанция, неуловимая, капризная. Большой грех — пройти мимо и не заметить подарок небес, а не воспользоваться им — непростительная глупость.
У нее вырвался невольный вопрос:
— А ты любил кого-нибудь?
Пришел его черед задуматься. Довольно надолго. Несколько километров промелькнули за окном в абсолютной тишине. Потом он ответил:
— Я любил каждую женщину, которая дарила мне ночь. Любил как мог, как желала она. Отдавал всего себя без остатка, но и с благодарностью принимал ее страсть. Как я могу лишать себя удовольствия всегда иметь свободу выбора? Как я могу лишить остальных женщин наслаждения? Пока я жив, буду дарить им себя.
— Таково было кредо Казановы, за что не раз был бит и изгнан из родного города. Ты его преемник?
— Возможно, и так. Ты была в Венеции, Мари?
«День сурка… Сейчас он добавит, что мне суждено там побывать, или…»
— Скучный город. Город-утопленник, полусгнивший, пропахший тиной. Куда веселее Рим! Уютные кофейни на площади Навона. Гомон загадывающих желание чудаков у фонтана Треви. Базилика Святого Петра. Вот где ощущаешь величие создателя. Я имею в виду маэстро Микеланджело. Полуразвалившийся символ старой веры — кровавая арена Колизея… Мой совет — при случае посиди в тени секвой на мраморных скамьях над руинами Форума — подумай о Вечности. Там всегда приятно размышлять о высоком…
Потом он продолжил начатый разговор:
— Ведь ты имеешь в виду совсем другое, не так ли? Ты имела в виду болезнь? Болел ли я любовью? Долгое время казалось, что недуг обходит меня стороной. Что ежедневной профилактикой я выработал стойкий иммунитет. Но, увы, защита дала сбой. Зараза подкосила меня несколько месяцев назад, я пытался лечить ее известными методами, но пока бесполезно. Она периодически дает рецидивы…
— Моя подруга — одно из противоядий?
Клайв болезненно скривился:
— Обещаю ей в этом признаться как можно скорее.
— А кто та, другая?
— Ты сама ответила на свой вопрос. Она — Другая. Женщина-тайна, пришедшая в наш мир из несуществующего и вновь затаившаяся в нем, — в голосе Клайва послышались металлические нотки.
— Тебе неприятно об этом вспоминать?
— Нет, почему же, воспоминания о ней подобны бальзаму. Она живет сейчас в мире снов, сладких иллюзий, говорящих глаз, призраков и заблудших душ. В мире, куда запрещено входить обычному человеку. В котором я не единожды нарушал правила…
На некоторое время вновь воцарилось молчание. Клайв сосредоточенно вел машину, не отрываясь смотрел перед собой, словно пытаясь отогнать грустные воспоминания. Его лицо напоминало застывшую скорбную маску.
К Маше, так ничего толком не понявшей из его слов, постепенно подбиралась усталость. Мелькающий за окнами равнинный пейзаж навевал дрему.