Мой старший брат вернулся домой в самый темный час перед рассветом, когда призраки и те уже отдыхают. От него пахло сталью, углем и кузницей. Врагом.
Он ловко перепрыгнул через подоконник, беззвучно ступая босыми ногами. Следом ворвался горячий пустынный ветер, зашелестел занавесками. На пол выпал его альбом, и быстрым движением он пнул его под кровать, точно змею.
Где ты был, Дарин? В мыслях я набиралась мужества и спрашивала его об этом, и Дарин в ответ доверялся мне. Куда ты все время исчезаешь? Почему? Ведь ты так нужен Поупу и Нэн. Ты нужен мне.
Каждую ночь на протяжении почти двух лет я собираюсь спросить его об этом. И каждую ночь у меня не хватает смелости. Дарин – единственный, кто у меня остался. Я не хочу, чтобы он отдалился от меня, как от всех остальных.
Но сегодня все иначе. Я знала, что в его альбоме. Что это значит.
– Ты должна спать. – Шепот Дарина отвлек меня от тревожных раздумий. Это его почти кошачье чутье досталось ему от матери. Он зажег лампу, и я села в постели. Бесполезно притворяться спящей.
– Комендантский час давно начался, патруль уже три раза проходил. Я волновалась.
– Я знаю, как не попасться солдатам, Лайя. Это дело практики.
Он оперся подбородком о мою койку и улыбнулся ласково и насмешливо, совсем как мама. И посмотрел так, как обычно глядит, когда я просыпаюсь от кошмаров или когда у нас заканчиваются запасы зерна. Все будет хорошо, говорили его глаза. Он взял книгу с моей кровати.
– «Те, кто приходят ночью», – прочитал он название. – Жутковато. О чем она?
– Я только начала, о джиннах… – я запнулась. Умно. Очень умно. Он любит слушать истории так же, как я люблю их рассказывать. – Забудь. Где ты был? Этим утром Поуп принял с десяток пациентов, не меньше.
А мне пришлось подменять тебя, потому что он бы не справился в одиночку. И поэтому Нэн вынуждена была сама разливать джем по бутылкам. Вот только она не успела. И теперь торговец нам не заплатит, и мы будем голодать зимой. И почему, о небеса, тебя это нисколько не волнует?
Но все это я произнесла мысленно. Улыбка уже исчезла с лица Дарина.
– Я не подхожу для целительства, – сказал он. – И Поуп об этом знает.
Я хотела смолчать, но вспомнила, каким был Поуп этим утром, вспомнила его плечи, сгорбленные словно под тяжким бременем. И вновь подумала об альбоме.
– Поуп и Нэн зависят от тебя. Хотя бы поговори с ними. Уж не один месяц прошел.
Думала, он скажет, что я не понимаю. Что должна оставить его в покое. Но он лишь покачал головой, лег на свой ярус кровати и прикрыл глаза, будто не желал утруждать себя ответами.
– Я видела твои рисунки, – слова торопливо слетели с моих губ.
Дарин тотчас вскочил, лицо стало непроницаемым.
– Я не шпионила, – пояснила я. – Просто один листок оторвался. Я нашла его, когда меняла утром циновки.
– А ты сказала Нэн или Поупу? Они видели?
– Нет, но…
– Лайя, послушай.
Десять кругов ада, мне не хотелось ничего слушать! Никаких его оправданий.
– То, что ты видела, – опасно, – предостерег Дарин. – Ты не должна об этом никому рассказывать. Никогда. Потому что это угрожает не только мне, но и другим…
– Ты работаешь на Империю, Дарин? Ты служишь меченосцам?
Он промолчал. Мне показалось, что вижу ответ в его глазах, и от этого мне стало дурно. Мой брат предал собственный народ? Мой брат на стороне Империи?
Если бы он тайно хранил зерно, продавал книги или учил детей читать, я бы поняла. Я бы гордилась им за то, что он способен на поступки, на которые у меня не хватило бы смелости. Империя устраивает облавы, сажает в тюрьмы и даже убивает за подобные «преступления», но учить шестилеток грамоте – вовсе не зло в представлении моего народа, книжников. Однако то, что делал Дарин, – это плохо. Это предательство.
– Империя убила наших родителей, – прошептала я. – Нашу сестру.
Я хотела закричать на него, но слова встали в горле комом.
Меченосцы завоевали земли книжников пятьсот лет назад, и с тех пор они только и делают, что угнетают наш народ и превращают нас в рабов. Когда-то Империя книжников славилась лучшими университетами и богатейшими библиотеками в мире. Сейчас же многие книжники не смогли бы отличить школу от оружейного склада.
– Как ты мог встать на сторону меченосцев? Как, Дарин?!
– Это не то, что ты думаешь, Лайя. Я объясню все, но…
Брат внезапно осекся, и когда я спросила об обещанном объяснении, взмахнул рукой, призывая замолчать. Он повернулся к окну. Сквозь тонкие стены доносился храп Поупа. Слышалось, как ворочается во сне Нэн, как за окном печально воркуют голуби. Знакомые звуки. Домашние звуки. Но Дарин уловил что-то еще. Лицо его побледнело, в глазах мелькнул страх.
– Лайя, – молвил он. – Облава.
– Но если ты работаешь на Империю… зачем тогда солдатам устраивать на нас облаву?
– Я не работаю на Империю, – его голос звучал спокойно. Спокойнее, чем я чувствовала. – Спрячь альбом. Он им нужен. За ним они и пришли.
Затем он вышел за дверь, оставив меня одну. Я еле двигалась. Босые ноги стали вдруг ватными, руки одеревенели. Поторопись, Лайя!
Обыкновенно Империя устраивала облавы средь бела дня. Солдаты хотели, чтобы все происходило на глазах женщин и детей книжников. Чтобы соседи видели, как чьих-то отцов и братьев лишают свободы. Но какими бы ужасными ни казались дневные облавы, ночные были еще страшнее. Их устраивали тогда, когда Империя не желала оставлять свидетелей.
Я думала, явь ли это? Может, это кошмарный сон? Нет, все происходит на самом деле, Лайя. Так что шевелись!
Я кинула альбом из окна в живую изгородь. Не слишком надежное место для тайника, но у меня не было времени, чтобы найти другое. Нэн, прихрамывая, вбежала в мою комнату. Ее руки, такие уверенные, когда она перемешивала джем в чанах или заплетала мне косы, метались в отчаянии, словно обезумевшие птицы. Поторопись!
Она вытащила меня в коридор. Дарин и Поуп стояли у задней двери. Седые волосы дедушки были всклокочены и торчали словно стог сена, одежда измята, но на морщинистом лице не было и следа сна. Он что-то тихо сказал Дарину, а затем передал ему самый большой кухонный нож Нэн. Не знаю зачем – против клинков меченосцев, выкованных из серракской стали, нож был абсолютно бесполезен.
– Уходите с Дарином через задний двор, – взгляд Нэн метался от окна к окну. – Пока они не окружили дом.