Но ей все равно было страшно.
Очень…
Лёлька обхватила себя руками за плечи, чтобы не так трясло, и огляделась.
Ветролов стоял на круглой площадке, окруженной каменными зубцами. Это была вершина какой-то башни. Здесь же находился еще один ветролов – побольше, но тоже сущая корзинка с крылышками!
Вокруг до самого горизонта стелился-переливался темно-зеленый шелк леса, спокойно синело небо, серебрились легкие перышки облаков и катилось к закату солнце. А здесь вздымались флюгеры-локаторы, поблескивали зеркальные антенны…
И страшный контраст между проводами и лопастями, между каменной грозной башней, корзинками ветроловов, между тихим небом и пугающим лесом, людьми и чудовищами, которых она здесь уже навидалась, поразил Лёльку как удар.
Она на мгновение зажмурилась и так постояла, прижав руки к сердцу.
Слезы подступали к глазам – но какой смысл плакать? Никого нет рядом, кто мог бы успокоить.
Придет Данила, может быть, что-нибудь объяснит…
Хотя Лёлька и сама не такая уж тупая. Теперь она, по крайней мере, понимает, что имела в виду Лина, когда называла всех убийцами, злодеями и преступниками. И почему к этому имели отношение сны-кошмары.
Значит, все обитатели Корректора кого-то убивали во сне или совершали еще какие-то ужасные поступки… вызывали какие-то катастрофы…
Так вот почему Лёлька чуть не свихнулась! Вот почему почти год просыпалась со страшным криком, пугая всех домашних!
Ей было страшно, что она – убийца…
Вернее, убийцы они вдвоем с Данилой, которого она тоже видела во сне.
А он в своем сне, выходит, видел ее, Лёльку. Такой был у них общий сон.
В этом сне они вместе, вдвоем совершили ужасное преступление. Не нарочно, но… Из-за них погиб человек, который так и не смог выбраться из той взорвавшейся машины.
В сне Лёлька с Данилой удрали с места преступления.
Если бы их задержали, наверное, они были бы как-то наказаны, хотя оба еще несовершеннолетние, еще школьники. Лёлька училась в седьмом, Данила, наверное, в девятом или десятом. Они еще дети – вернее, подростки! Но, наверное, какие-то уголовные наказания предусмотрены и для подростков.
Однако они сбежали, и никто не узнал, кто стал виновником катастрофы…
И все же они были наказаны.
Сначала мучительными снами.
Потом отправкой в Корректор.
Теперь ссылкой сюда, в этот мир обезумевшей природы.
Кто же был тот человек, который погиб во сне по их вине? Из-за которого они с Данилой угодили сюда?
Сюда – куда? Что это? Какая-то колония для малолетних преступников?
Где же она располагается? В каком-нибудь параллельном пространстве? На другой планете? В будущем?
Перенестись в будущее в летающей корзинке – это, конечно, грандиозный, просто немыслимый крутяк! Смешно даже думать об этом!
Но Лёльке не было смешно.
Было очень страшно и очень тоскливо.
Она вдруг почувствовала себя совсем взрослой, даже, может быть, постаревшей.
Наверное, так всегда происходит с человеком, когда он остается один, а ему надо срочно принять очень важное решение. Не просто так: выучить проклятую, ненавистную физику – или забить вообще на это дело. А решить вопрос жизни или смерти. Или попытаться понять, где ты вообще находишься – в каком-таком параллельном пространстве?
Хотя параллельные пространства – это тоже из области ненавистной физики…
Нет. Самое тяжелое, оказывается, – это ощущать свою ответственность за каждое слово, каждый поступок. Лёлька этого раньше не понимала! Ведь если бы она тогда не посмеялась над Данилой, может быть, он не дернул бы ее за косу. И они бы не подрались. И ничего страшного бы не произошло! А так…
Как же все исправить?! Как все вернуть?
Лёлька знала, что теперь будет думать об этом постоянно…
И вдруг ее осенило!
Преступление совершено во сне. Значит, и наказание – только сон!
Все это один общий, долгий, страшный сон – Лёлькины кошмары, Корректор, изготовление стрел и прочее, ветролов – и весь этот странный мир…
Сон!
И теперь все дело только в том, чтобы проснуться!
Как же она раньше не догадалась?!
Счастье от этой догадки было таким безмерным, что Лёлька громко расхохоталась. Она посмотрела на лес, который только что казался наполненным ужасами, и снисходительно пожала плечами.
Чепуха. Все это сон! И Лина-нелюдь, и какие-то птицеглавые, и летающие собаки, пронзенные стрелами, и ветролов, и голубоглазый угрюмый человек, недоверчиво взиравший на нее, и Данила, и этот каменный парапет, на который она опирается, – все только сон.
Как проснуться? Элементарно. Если во сне они с Данилой кого-то убили – значит, и сами должны умереть! Кровь за кровь, смерть за смерть, и все такое.
На самом деле смертная казнь в цивилизованных странах отменена, но это ведь происходит во сне!
Она посмотрела через парапет.
Как высоко… Башня примерно с девятиэтажный дом… смотришь вниз – и голова кружится…
Внезапно кто-то сильно схватил ее за плечи и повернул.
Данила!
Лицо белое, глаза сплошь черные – а были вроде серые… Кажется, он здорово перепугался.
Сказал осипшим голосом:
– Не надейся. Это не сон. Я сначала тоже так думал – еще в Корректоре! – и даже тоже хотел… проснуться. Еще там. Но мне объяснили: чтобы все исправить, нужен подвиг, только подвиг!
– Подвиг? – тупо спросила Лёлька. – Какой?
– Пока не знаю. Может быть, как в войну – броситься на амбразуру, чтобы подавить вражеский огонь. Или с гранатой под танк…
– Под какой танк? – испуганно воскликнула Лёлька.
– Не знаю я! – дернул плечом Данила. – Надеюсь, когда придет время, не струшу.
– А я, может, струшу… – пробормотала Лёлька.
– Поживем – увидим, – вздохнул Данила.
– А кто тебе все объяснил – там, в Корректоре? – спросила Лёлька робко. – Ну, про подвиг.
– До меня там был старостой Омар, – нехотя ответил Данила. – Он вызвал Сопровождающего. Мне разъяснили, как и что… – Он посмотрел в Лёлькины перепуганные глаза и тяжело вздохнул: – Ладно, на пустой желудок всего этого не понять. Давай поедим, что ли.
Оглянулся – и начал подбирать валявшиеся вокруг лепешки, вареные яйца, кусок жареной курицы, большое красное яблоко, пластиковую бутылку с водой.
Лёлька поняла, что все это Данила нес ей, но уронил, когда бросился оттаскивать ее от парапета.