Мельница на Флоссе | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Внезапная радость почти так же тяжела, как и печаль, и Магги рыдала, когда отец подъехал к ней. Удивление мистера Теливера было несказанно; он только возвращался из Босита и не был еще дома.

– Что это значит? – сказал он, останавливая лошадь, между тем, как Магги спустилась с осла и подбежала к стремени отца.

– Маленькая мисс, я полагаю, заблудилась, – сказал цыган: – она пришла к нашему шатру, на том конце денлауского проселка, и я вез ее домой. Это крюк для меня порядочный, особенно прошлявшись целый день.

– О да, отец; он такой добрый, повез меня домой, – сказала Магги: – такой добрый, хороший он человек.

– Вот тебе, мой любезный, – сказал мистер Теливер, вынимая пять шиллингов. Это лучший для тебя рабочий день. Нелегко было бы мне потерять девочку. Посади-ка ее впереди меня.

– Что это, Магги, как это случилось? – сказал он едучи. Магги, между тем, прислонилась головою к отцу и рыдала. – Как это ты зашла так далеко и заблудилась?

– Отец, – отвечала Магги сквозь слезы: – я убежала, потому что я была такая несчастная: Том рассердился на меня. Я не могла этого выдержать.

– Пустяки, пустяки! – сказал мистер Теливер, утешая ее: – как это ты могла подумать убежать от твоего отца? Ну что станет отец делать без своей девочки?

– Никогда я более этого не сделаю, отец, никогда.

В этот вечер мистер Теливер очень резко выразил свои мысли и следствием этого был поразительный факт, что Магги не слышала ни одного упрека от своей матери и ни одной насмешки от Тома, по случаю своего побега к цыганам. Магги была поражена этим необыкновенным обращением и иногда думала, что ее поступок был так черен, что о нем нельзя было даже говорить.

ГЛАВА XII
Мистер и мистрис Глег у себя дома

Чтоб увидеть мистера и мистрис Глег у себя дома, мы должны перенестись в город Ст. – Оггс, достопочтенный город, с красными, стрельчатыми кровлями и широкими навесами его пакгаузов, где разгружали свой груз черные корабли, приходившие с отдаленного севера, и уносили, в замен, драгоценные внутренние произведение: тщательно-прессованные сыры и мягкое руно, с которым, без сомнения, мои утонченные читатели ознакомились чрез посредство совершеннейших классических пасторалей.

Это был один из тех старинных, очень старинных городов, которые вам образуются как бы естественным разрастанием, и потому похожи на птичье гнездо или, лучше, на извилистые переходы белых муравьев: город, обнаруживающий на себе следы продолжительного развития и истории, подобно тысячелетнему дереву, поднявшийся и развившийся на одном и том же самом месте между рекою и холмом, с того самого времени, как римские легионы оставили его и прибыли к реке длинноволосые морские короли, жадно и свирепо-зарившиеся на тучную землю. Это был город, знакомый с давно забытыми годами. Тень саксонского героя-короля по временам посещает его, обозревая сцены своей молодости и любви, и встречает здесь также другую мрачную тень страшного язычника-датчанина, который был заколот посреди своих воинов мечом невидимого мстителя, и который подымается по осенним вечерам, подобно белому туману, над своим курганом и носится на дворе старой палаты возле реки, на том самом месте, где был так чудно убит еще до построение этой палаты. Норманы первые начали строить ее; и подобно городу, она высказывает мысли и деятельность нескольких поколений, разделенных широкими промежутками времени; но она так древна, что мы смотрим с снисходительною любовью на все ее противоречия очень довольны, что люди, построившие готический фасад и башни с трехлистными орнаментами, и окошки и наличники, не уничтожили святотатственно-древнейшего полудеревянного корпуса с банкетною залою, прикрытою дубовым потолком.

Но еще древнее этой палаты обломок стены, которая вошла в колокольню приходской церкви и которая, говорят, осталась от первоначальной капеллы св. Orra, патрона этого старинного города…

В превосходном доме мистрис Глег в Ст. – Оггсе были две гостиные, передняя и задняя, так что хозяйка могла с двух сторон наблюдать слабости своих ближних и живее чувствовать благодарность за исключительную твердость своего ума; из передних окошек она могла смотреть на тефтонскую дорогу, которая вела из Ст. – Оггса, и наблюдать, как развивалась страсть к прогулкам в женах купцов, еще продолжавших свои дела, страсть пагубная, предвещавшая в соединении с распространявшимся обычаем носить тканые бумажные чулки, очень печальную будущность для последующего поколение. Из задних окошек она могла смотреть на хорошенький сад и огород, доходивший до самой реки, и удивляться только безумию мистера Глега, тратившего свое время между цветами и овощами. Мистер Глег, оставив свое деятельное занятие – торговлю шерстью, чтобы наслаждаться остальное время жизни, нашел, что наслаждение гораздо труднее самого дела, что он наложил на себя чуть не каторжную работу в виде удовольствия и развлечение, работая за двух садовников. Экономия в жалованье садовнику, может быть, и заставила бы мистрис Глег смотреть снисходительно на это безумие, если бы ее женский здравый смысл мог, хотя притворно, уважать страсть своего мужа. Но известно, такое супружеское снисхождение встречается только в слабых существах ее пола, который, едва ли пони мает хорошо высокое назначение жены, призванной сдерживать безрассудные и неприличные слабости своего мужа.

Мистер Глег, с своей стороны, имел также два источника для умственного занятия, которые, по-видимому, были неистощимы: с одной стороны, его поражали его собственные открытия в естественной истории; он находил в своем саду удивительных червяков, улиток и насекомых, которые, сколько он слышал, до сих пор еще не обращали на себя ничьего внимание; и он замечал странное соотношение между этими зоологическими феноменами и великими событиями времени; например, перед тем, как сгореть уркскому собору, на листьях роз показались какие-то таинственные знаки и было особенное изобилие улиток – явление необъяснимые для него, пока печальное зарево не пролило на них свет. (Мистер Глег отличался необыкновенною деятельностью ума, которая, когда он бросил торговлю шерстью, естественно обнаружилась в другом направлении).

Второй предмет размышлений для мистера Глега составляло противоречие женского ума, типически выраженное в мистрис Глег. Что создание, происшедшее от мужского ребра и находившееся в этом случае в состоянии высшей респектабельности, не имевшее никаких забот, постоянно противилось самым любезным предложением, самым милым уступкам – для него было тайною, ключ к которой он напрасно искал в первых главах книги Бытия. Мистер Глег выбрал старшую мисс Додсон, как хорошенькое воплощение женского благоразумия и бережливости, и будучи сам характера бережливого и корыстолюбивого, он рассчитывал на супружеское согласие. Но это странное кушанье, называемое женским характером, бывает иногда невкусно, несмотря на высокое качество припасов, из которых оно приготовлено, и тонкая систематическая скупость нередко сопровождается приправою, иногда совершенно портящею вкус. Добрейший мистер Глег был сам порядочный скупердяй; соседи звали его скрягою. Если вы оказывали предпочтение сырной корке, то мистер Глег не забывал припрятать ее для вас и с особенным добродушием услаждал ваш вкус; точно так же, как он любил всех животных, содержание которых не требовало особенных издержек. У мистера Глега не было ни шарлатанства, ни лицемерия; его глаза обливались чувствительными слезами, глядя на продажу жалкого скарба вдовы, когда это несчастье ему легко было предупредить, стоило только вынуть пятифунтовый банковый билет из бокового кармана; но такой поступок представлялся для него скорее безумным мотовством, нежели христианским милосердием, которое всегда обнаруживалось у него в виде маленьких вспомоществований. И мистер Глег также охотно берег и чужие деньги, как и свои собственные: он готов сделать, огромный крюк, чтобы миновать шоссейную заставу, если даже другие платили за его разъезды, и ревностно старался убедить своих знакомых, чтобы они употребляли дешевый суррогат ваксы. Эта привычка бережливости, преследуемая, как цель, была относительною чертою деловых людей прошедшего поколение, которые потихоньку делали себе состояние; она составляла из них особенную породу, почти, исчезнувшую в наше время быстрого обогащение, когда расточительность подгоняет нужду. В стародавнее время независимое состояние невозможно было сделать без некоторого скряжничества; и вы могли бы найти это качество в каждой провинции и в связи с самыми разнообразными характерами, столько различными, как плоды, из которых мы можем добывать кислоту. Истинные гарпагоны были всегда исключениями; не таковы достойные плательщики налога, раз принужденные обрезать себя по действительной необходимости, и которые удержали даже посреди совершенного довольства среди фруктовых садов и доброго погреба привычку отказывать себе и охотно лишали себя предмета роскоши, обложенного новою пошлиною, с пятьюстами фунтов в год, как будто эта сумма составляла весь их капитал. Мистер Глег был одним из этих людей, которые приводят в отчаяние канцлеров казначейства; и зная это, вы лучше поймете, почему он все-таки был убежден, что он сделал хорошую партию, несмотря на слишком горькую приправу, которую природа прибавила по всем добродетелям старшей мисс Додсон. Человек с любящим сердцем, который видит, что его жена совершенно согласна с ним в отношении основной идеи жизни, легко убеждает себя, что никакая другая женщина не пришлась бы так по нему, и ворчит и ссорится каждый день без малейшего чувства отчуждение. Мистер Глег любил размышлять, и не занимаясь более шерстью, избрал теперь предметом своих размышлений особенное устройство женского ума, как он развертывался перед ним в его домашней жизни: и все-таки он думал, что хозяйство мистрис Глег могло служить образцом для ее пола: его поражало в других женщинах, как жалкая неаккуратность, если они свертывали свои салфетки не так крепко и не с таким выражением, как мистрис Глег, если их слоеное тесто было не столь похоже на кожу, но слойка была не так тверда; даже самая смесь запахов в шкафу мистрис Глег, напоминавшая чай, кофе и лекарство, казалась ему самым правильным запахом для шкафа. Я уверен, если б целая неделя прошла без ссоры, то у него явилось бы желание повздорить; и Конечно, уступчивая, кроткая жена не дала бы достаточно-интересной материи для его размышлений.