Том покраснел и разразился новым красноречием.
– Нет, дяденька, я нисколько не желаю такого рода занятий. Я не терплю латынь и все эти вещи. Я право не знаю, на что они мне могут быть полезны, разве пойти в какую-нибудь школу учителем. Впрочем, я бы лучше согласился быть носильщиком, нежели учителем в школе. Я не хочу идти по этой дороге. Я бы желал достать место в какой-нибудь компании, где бы я мог подвигаться вперед – дельную должность, где бы я мог заниматься делом, получать за это хорошую плату и тем поддерживать мать и сестру.
– А, молодой человек! – отвечал мистер Дин с тою поспешностью ограничить надежды молодости, которую положительные и счастливые люди лет пятидесяти считают своею обязанностью: – скоро сказка сказывается, а дело не так скоро делается.
– Да разве вы не таким же самым образом вышли в люди, дядюшка? – сказал Том, раздраженный тем, что мистер Дин не хотел понять его взгляда на вещи. – Я хочу сказать, разве вы поднялись мало-помалу с одного места на другое, по милости ваших способностей и хорошего поведение?
– Э-хе, сударь! – сказал мистер Дин, подымаясь немного на кресле и с готовностью обращаясь к прошедшему, к своей собственной карьере: – Да; но я тебе скажу, как я себе сделал дорогу. Если сесть на палочку верхом да ждать, что она превратится в лошадь, потому что долго на ней сидишь, так недалеко, брат, уедешь. Я ухо держал востро, сударь, и немного заботился о том, под-силу ли мне работа; я выгоду своих начальников сделал своею собственною. Вглянувшись поближе в то, что делалось на мельнице, я скоро нашел, что там истрачивалось в год лишних пятьсот фунт, которые можно было очень легко сократить. Да, сударь, мне пришлось начать учиться с задов, как какому-нибудь нищему мальчишке; но я скоро увидел, что, не зная вести счеты, далеко не уйдешь, и я стал учиться бухгалтерии в часы свободные от работы. Взгляни сюда: Мистер Дин раскрыл счетную книгу и указал на одну страницу.
– Хороший почерк, и я могу решать самые сложные задачи в голове, и все это я приобрел своими стараниями на свои трудовые деньги, нередко лишая себя обеда или ужина. Я изучал все, до чего ни касались наши дела; я отовсюду черпал сведение, все взвешивал и обдумывал. Что ж, я не механик, я никогда и не думал быть механиком, но я придумал одну или две вещи, которые и механикам не приходили в голову, и они принесли нам хорошую прибыль. Не было ни одного товара, сгружаемого или нагружаемого на нашем буяне, которого бы качества не были мне знакомы. Если я получал места, сэр, так это потому, что я умел быть полезным. Чтобы проскользнуть в кольцо, надобно свернуться в мяч – вот в чем дело.
Мистер Дин снова щелкнул табакеркой. Он совершенно увлекся своим рассказом, и забыл, какое отношение рассказ этот имел к слушателю.
– Вот именно, – сказал Том: – то, что я желал бы делать. Разве я, дядюшка, не в состоянии пойти по вашим следам?
– По моим следам? – сказал мистер Дин, окинув взглядом Тома: – вот поди тут! говори с этаким молодцом! Ведь, это зависит от того, каков ты сам и какое ты получил направление. Но вот что я тебе скажу. Твой бедный отец сделал огромную ошибку, дав тебе хорошее образование. Это было не мое дело, и я не вмешивался, но теперь вышло, как я предвидел. Ты получил образование, которое годно такому только человеку, каков, например, наш мистер Стивен Гест, который век свой не будет знать другого дела, как разве подписывать векселя; ему, пожалуй, все равно, чем набить голову, хоть бы даже латынью.
– Но, дядюшка, убедительно – заметил Том: – я не вижу, почему латынь помешает мне заняться другим делом. Я скоро ее и совсем забуду, она меня ни мало не занимает. Я должен был приготовлять уроки в школе; но я всегда был того мнение, что они мне не пригодятся в жизни – я и не обращал на них внимание.
– Ге-ге! это все очень хорошо, – сказал мистер Дин: – однако оно ни мало не изменяет того, что я хотел сказать. Ты действительно скоро можешь забыть твою латынь и другую чепуху, только тогда ты останешься ни при чем. К тому же, эти занятия сделали из тебя белоручку и отучили тебя от грубой работы. И что ж ты знаешь? Начиная с самого простого, ты ничего не смыслишь в бухгалтерии; и любой лавочник, я думаю, считает лучше тебя. Тебе придется начать с самой нижней ступеньки, если ты хочешь подняться в жизни. Какой будет толк забывать то, чему тебя выучили, если ты не выучишься чему-нибудь новому?
Том закусил губу; он чувствовал, что слезы готовы были брызнуть из глаз; но он скорее согласился умереть на месте, чем обнаружить свою слабость.
– Ты хочешь, чтоб я тебе помог найти занятие, – продолжал мистер Дин: – что ж, я не вижу в этом ничего дурного. Я рад тебе помочь. Только вы, молодежь, думаете нынче с самого начала зажить хорошо, да мало работать; вы и не знаете, что надобно долго побегать пешком, прежде чем добиться возможности ездить верхом. Ты никогда не должен забывать своего положение. Что ты? шестнадцатилетний молодец без всяких сведений и ни к чему не приученный. Много найдется вашего брата: вас, что камешков на морском берегу, ни на что негодных. Правда, тебя можно бы отдать куда-нибудь в ученье – к химику какому-нибудь или москательщику: там и латынь твоя, может быть, пригодилась бы…
Том хотел что-то сказать, но мистер Дин махнул рукою и продолжал:
– Постой, постой! дай мне договорить. Ты не хочешь идти в ученье: я знаю… я знаю, вам как бы, этак, поскорей… ты также не захочешь и стоять за прилавком. Но, послушай, если ты попадешь писцом куда-нибудь на контору, тебе придется корпеть там целый Божий день над чернилами и бумагой; там многого не приобретешь и, поверь, ни на волос, не станешь умнее. Свет не состоит из бумаги, пера и чернил; а если ты хочешь сделать себе дорогу в свете, ты должен прежде знать, из чего он состоит. Самое лучше место для тебя было бы где-нибудь на буяне или при каком-нибудь складочном магазине: там бы ты познакомился с настоящим делом, но только тебе бы пришлось там терпеть подчас и холод и мокроту, тебе бы пришлось толкаться со всяким народом, а ты, кажется, слишком изнеженный джентльмен, чтоб согласиться на это.
Мистер Дин остановился и пристально взглянул на Тома, который не без краткой внутренней борьбы отвечал:
– Я согласен на все, что может мне быть полезно впоследствии, сэр, и в этом случае я готов сносить всякие неудобства и неприятности.
– Вот молодец! если только ты будешь в состоянии это исполнить. Но только помни, что дело не в том, чтоб ухватиться за веревку: надобно продолжать ее тянуть. В том и ошибка всех молокососов: вы думаете, что то место и хорошо, где можно ходить в чистом платье и казаться джентльменом. Нет, не так я начинал. Когда мне было шестнадцать лет, моя куртка отзывалась смолою и я не стыдился возиться с сырами. Потому-то я и могу теперь носить тонкое сукно и сидеть за одним столом с глазами первых фирм в Сент-Оггсе.
Дядя Дин щелкнул табакеркой и потянулся.
– Не имеете ли вы, дядюшка, в виду какого-нибудь места, на которое я был бы годен? Я бы желал тотчас же приняться за дело, несколько дрожащим голосом – сказал Том.
– Постой, постой! нам не надобно спешить. Ты не должен забывать, что если я тебя помещу на место, которое ты еще слишком молод занимать потому только, что ты мой племянник, то вся ответственность будет лежать на мне. А другой причины, как та, что ты мой племянник, я не вижу, потому что еще остается увидеть, годен ли ты на что-нибудь.