– Разве вы забыли, – тихо отвечал Деронда, – что я не принадлежу к вашей расе?

– Не может быть, – отвечал Мардохей шепотом, – вы не знаете вашего происхождения.

– Почему вам это известно? – с испугом спросил Деронда.

– Я знаю, знаю! – нетерпеливо воскрикнул Мардохей. – Почему вы отрицаете, что вы еврей?

Он не подозревал, что затрагивает самую чувствительную струну в сердце Деронда, который очень мучился от незнания своего происхождения. После минутного колебания Деронда дрожащим голосом отвечал:

– Я никогда не видел своих отца и матери и не знаю, – кто они, но думаю, что они англичане.

– Все откроется, все узнается, – торжественно произнес Мардохей.

В это время вернулся книготорговец Рам, и они пошли к лавке Когана. Дорогой они уговорились для беседы пойти в небольшой клуб, где собирались знакомые Мардохее. Приходя к лавке Когана, Деронда вдруг вспомнил о цели своего посещения Мардохея и спросил:

– Скажите, – почему с матерью Когана нельзя говорить о ее дочери?

– Я знаю, почему, – ответил Мардохей, – но я живу у них, и все, что слышу, останется тайной.

Деронда покраснел от этого непривычного для него упрека, решил не ходить к Коганам и простился с Мардохеем, обещая в субботу или в понедельник зайти за ним.

Свидание с Мардохеем произвело на Деронда сильное впечатление. Он видел, что уже начинает подпадать под влияние этого странного еврея, начинает проникаться его идеями и даже готов заняться осуществлением его мечты.

В «небольшом клубе, куда дня через четыре Мардохей привел Деронда, было человек десять таких же бедных, как Мардохей, евреев-ремесленников. Они здесь собирались для обсуждения разных научных вопросов и, главным образом, для философских споров. В этот вечер как-то само собой они заговорили о еврейском вопросе, и Мардохей говорил особенно горячо, убежденно, при чем видно было, что он говорит, главном образом, для Деронда, – доказывал возможность осуществления его мысли – создания нового еврейского государства.

Когда собрание разошлось, и Мардохей остался в клубе один с Деронда, он после некоторого молчания заговорил:

– По нашему учению души умерших воплощаются в новые тела для большего совершенствования; выйдя из пришедшего в ветхость тела, душа может соединиться с другой, сродственной ей, душой и продолжать вместе с ней свою земную задачу. Когда моя душа освободится от этого изнуренного тела, она присоединится к вашей душе и совершит предназначенное ей дело. Вы будете продолжать мою жизнь с той минуты, когда она внезапно оборвется. Я вижу себя в один памятный день моей жизни. Утреннее солнце заливало лучезарным светом набережную Триеста; греческий корабль, на котором я отправлялся в Бейрут в качестве приказчика одного купца, должен был выйти в море через час. Я был тогда молод, здоров. Я сказал себе: «Пойду на Восток, посмотрю там землю и народ, чтобы лучше потом проводить в жизнь свою мысль». Стоя на берегу, я ждал своего товарища, как вдруг он подошел ко мне и сказал: «Эздра, вот письмо тебе».

– Эздра? – воскликнул Деронда вне себя от изумления.

– Да, Эздра, – отвечал Мардохей, совсем уйдя в свои воспоминания; – я ожидал письма от матери, с которой был постоянно в переписке. Я распечатал конверт, и первые слова возвратили меня с небес на землю: «Эздра, сын мой!..»

Мардохей остановился, и Деронда, затаив дыхание, ожидал продолжения его рассказа. Странная, невероятная мысль блеснула в его голове.

– У моей матери было много детей, – продолжал Мардохей, – но все они умерли, кроме меня, старшего, и младшей дочери, составлявшей всю ее надежду. – «Эздра, сын мой, – писала она, – он украл ее и увез; они никогда не возвратятся». Моя судьба была подобна судьбе Израиля. За грех отца душа моя подверглась испытанию, и я должен был отказаться от своего большего дела. Существо, давшее мне жизнь, находилось в одиночестве, в нищете, в несчастий. Я отвернулся от блестящего, теплого юга и пошел на север. Время было холодное, в пути я переносил всевозможные лишения, чтобы сохранить матери последние мои деньги. Под конец пути я провел одну ночь под открытым небом, на снегу, и с того времени началась моя медленная смерть. Явившись к матери, я должен был работать. Кредиторы отца все у нее отобрали, и здоровье ее было совсем расстроено горем о пропавшем ребенке. Часто по ночам я слышал, как она плакала, и, встав, молился вместе с нею, чтоб милосердное небо спасло Миру от зла.

– Миру?… – повторил Деронда, желая убедиться, что слух его не обманывал, – вы сказали: – Миру?

– Да, так звали мою маленькую сестру.

– Вы никогда не имели известий о ней? – спросил Деронда, как можно спокойнее.

– Никогда, и до сих пор не знаю, – услышана ли наша молитва, и спасена ли Мира от зла. После четырех лет страданий моя мать умерла, и я остался один среди горя и болезни. Но что об этом говорить? Теперь это прошло, – прибавил Мардохей, смотря на Деронда с радостью. – Мое дело будет закончено другим, и гораздо лучше.

С этими словами он судорожно сжал руку Деронда, сердце которого сильно билось. Неожиданное открытие, что Мардохей – брат Миры, придало его отношениям к чахоточному еврею новую нежность. Но он молчал, боясь сказать Мардохею при его возбужденном состоянии, что его сестра жива и достойна его.

Деронда теперь обдумывал, – как устроить их жизнь. Мира, конечно, захочет жить вместе с братом, и потому вдвойне надо позаботиться о доставлении ему всех удобств, особенно необходимых в его болезненном положении.

VI

М-с Мейрик, которой Деронда рассказал все, помогла ему найти приличную квартиру недалеко от ее дома, так что брат и сестра могли пользоваться ее материнскими попечениями. Она старательно скрывала свои хлопоты от детей, так как они непременно разболтали бы все Мире, а м-с Мейрик и Деронда хотели прежде обеспечить ей независимость, а потом показать брата.

Решив, наконец, открыть Мардохею радостную тайну о Мире, Деронда накануне предупредил его, что придет к нему – сообщить нечто важное.

Когда Деронда вошел в мастерскую, где жил Мардохей, он увидел, что в ней были сделаны некоторые приготовления для его приема: в камине горел огонь, были зажжены свечи, на полу лежал ковер.

– Вы пришли сказать мне нечто, чего жаждет моя душа, – торжественно сказал Мардохей, идя навстречу Деронде.

– Да, я должен сказать вам нечто важное и радостное для вас, – ответил Деронда.

– Вы узнали о своем происхождении? – с жаром воскликнул Мардохей.

– Нет, – промолвил Деронда, – но я познакомился с близкой к вам особой.

Мардохей спокойно взглянул на Деронда.

– Эго лицо было близко вашей покойной матери, – сказал Деронда, желая понемногу подготовить Мардохее, – оно было для вас и для матери дороже всего на свете.

Мардохей схватил Деронда за руку, и в его глазах виден был страх услыхать мрачную весть о дорогом существе. Деронда понял это и быстро докончил: