Обогнув кровать, я отошла к окну, прижимая ладони к пылающим щекам. Слуга ушел, и Данте запер за ним дверь.
– Иди. – Он кивнул в сторону смежной комнатки. – Тебя ждет ванна.
– А… ты? – удивленно спросила я.
– Пошел бы с тобой, да, боюсь, вдвоем не поместимся, – фыркнул Данте. – Давай, давай.
И пару раз нетерпеливо махнул рукой в сторону ванной – мол, сколько тебе можно объяснять.
Пожав плечами, я поплелась в ванную комнату. Выходит, меня все-таки хотят «отмыть». Вопрос лишь в одном: это просто такая забота или хозяин все-таки вознамерился воспользоваться рабыней «по назначению»? И именно для этого меня сюда привел? В сущности, а для чего еще было приводить рабыню к себе в комнату?
Чувство протеста хотело было взыграть во мне с прежней силой, но ударилось лбом о непробиваемую стену усталости, отступило и махнуло на все рукой. А уж когда я своими глазами увидела ванну и поднимающийся над горячей водой пар, никаких сил на сопротивление и вовсе не осталось. Слишком велико было желание погрузиться в эту самую воду. Тем более что рядом обнаружились и мочалка, и моющие средства, и несколько мягких полотенец.
Надо отметить, что ванна здесь была весьма своеобразной. Сразу видно, что этот предмет в целом на юге не в ходу, так что его создатели не слишком озаботились комфортабельностью и дизайном. Больше всего ванна напоминала бочку. Внутри располагалась перекладина, призванная выполнять функцию скамейки: на нее можно было сесть. То есть ванну здесь принимали не лежа, как у нас, а сидя. Вода при этом доходила человеку либо до груди, либо до шеи – тут уж все зависело от роста.
Я осторожно покосилась на дверь. Вернулась, плотно ее закрыла. Никакого засова не обнаружила. Увы, возможность запереться изнутри здесь не предусматривалась. Раздеваться было как-то страшновато. Может, искупаться прямо как есть, в одежде? Заодно и платье постираю. Я поморщилась. Глупо, конечно. Ладно, рисковать так рисковать. В конце концов, Данте все равно, если захочет, сделает со мной все что угодно. Решившись, я скинула одежду и, оставив ее прямо на полу, влезла в ванну.
Боже, какое блаженство… Я прикрыла глаза, позволяя себе расслабиться впервые за две недели. Потом дотянулась до мочалки и принялась тереть ею свою многострадальную кожу. Затем взялась за волосы. Потом снова расслабилась, просто откинула голову назад, прикрыла глаза… и вскоре задремала.
Не знаю, как долго я спала, но разбудил меня стук в дверь и довольно громкий голос Данте:
– Сандра! Ты собираешься провести там всю ночь?
Я тряхнула головой. По телу пробежала дрожь. Кратковременный вечерний сон в сочетании с резким пробуждением не слишком хорошо сказался на нервной системе. Я поспешила выбраться из воды и потянулась к своей одежде. Да, надевать на себя ТАКОЕ, да еще и сразу после ванны, было просто кощунством. Немного подумав, я решилась и закуталась в два сухих полотенца; одежду же оставила, где была. Ума не приложу, что делать завтра: не в полотенцах же выезжать в путь. Видимо, придется собраться с духом и все-таки влезть в эти обноски.
Искушать судьбу, дожидаясь, пока Данте сам ворвется в ванную комнату, раздраженный моей неторопливостью, не хотелось. Поэтому, откинув назад мокрые волосы и убедившись в том, что полотенца держатся на теле хорошо, я вышла.
Данте лежал на матрасе, уже скинув с себя часть одежды. И правда не хочет пускать рабыню в свою кровать, даже после того, как она приняла ванну? Я напряженно остановилась поблизости, лихорадочно прикидывая, как себя вести. Для начала мрачно на него посмотрела, взглядом давая понять: ты занял мое место.
– Ложись, – призывно произнес он, указывая при этом на кровать.
Я выпучила глаза.
– А.
– Я не люблю, когда слишком много разговаривают, – громко и достаточно жестко сказал Данте, многозначительно кивая головой в сторону двери. Действительно считает, что каждое слово могут подслушивать? – Как там говорят у вас на севере? «Молчание – золото»?
– «Слово – серебро, молчание – золото», – автоматически поправила я.
– Тоже неплохо, – кивнул он. – Отчего-то северные пословицы всегда нравились мне больше южных.
И снова указал мне на кровать все тем же небрежным жестом: дескать, ты все уже поняла, так что до сих пор здесь делаешь?
Стола в комнате не было, но на полу, точнее на ковре, в одном месте были составлены подносы с различными закусками. Тарелку с некоторыми из них я обнаружила и у себя на кровати.
Удивляться я уже устала, бояться, злиться и каждую минуту ожидать подвоха тоже. Поэтому, мысленно плюнув на все на свете, просто поела, забралась под одеяло и уснула.
Проснулась я глубокой ночью. Судя по заглядывавшей в окошко луне, до рассвета все еще было далеко, и тем не менее я чувствовала себя вполне выспавшейся. Сев на постели, оглядела комнату и с удивлением обнаружила, что Данте и не думал спать. Он полулежал на матрасе и читал какую-то книгу в свете двух свечей, горевших в стоявшем на полу канделябре.
Я нахмурилась. Что это ему не спится? После долгого пути такое бодрствование казалось несколько странным.
Данте на секунду поднял глаза, чтобы глянуть в мою сторону, после чего продолжил читать, видимо, решив, что я сейчас снова усну, повернувшись на другой бок. Собственно говоря, я именно так и попыталась поступить. Но, как ни странно, спать уже не хотелось. Вероятно, две не слишком продолжительных дремы – в ванне и в кровати – перебили сон. А может быть, события последнего дня попросту слишком взбудоражили нервную систему.
Я тихонько села на кровати и снова посмотрела на Данте. Он продолжал читать. Пламя свечей создавало игру света и тени на его лице. Я в очередной раз удивилась, вдруг отметив, что, кажется, уже почти не боюсь этого человека. Хотя, в сущности, не так уж это было и странно. Если бы он хотел причинить мне зло, уже много раз мог бы это сделать. Нет, можно было, конечно, предположить, что сейчас он просто втирается ко мне в доверие, лелея далеко идущие страшные планы. Но, право слово, ради чего такие сложности? Если бы я была значимой персоной – тогда конечно. Но менее значимую персону, чем я, сейчас, увы, трудно было представить.
Я хотела заговорить с ним, но вовремя вспомнила, что этого делать нельзя, раз он опасается подслушивания. Интересно, что это: паранойя или адекватная оценка ситуации? Поскольку я успела немного узнать Илкера, не удивлюсь, если последнее.
Повернув голову в сторону окна, я вдруг обнаружила совсем рядом с кроватью белые листы бумаги и пишущие принадлежности, видимо, любезно предоставляемые знатным постояльцам. Немного поколебавшись, я взяла в руки лист. Он оказался непривычным на ощупь, каким-то шершавым. Вспомнилась литература о том, из чего в разных странах производят бумагу. Порой из совершенно невообразимых материалов, сильно отличающихся от древесины. Например, из слоновьего навоза. Уж не в Арканзии ли? С деревьями здесь плохо, так что вполне может оказаться что-нибудь подобное. «Правда, слоны здесь не водятся», – с чувством облегчения припомнила я. И тут же приглушила излишний оптимизм: слонов здесь, может, и нет, а вот навоз всегда найдется.