– Ну, первое время я полагал, что ты не знаешь языка, – напомнил Данте.
– То, что у тебя нет злых намерений, можно дать понять и другими способами. – Я отказывалась принимать вину на себя.
Можно, – согласился Данте. – Но была еще одна проблема. Я ведь намекнул тебе на это в Бертане. Мы постоянно находились под присмотром арканзийцев. Ты достаточно наблюдательна и не могла этого не заметить. Сандра, я отправился за границу не просто так. На протяжении многих лет арканзийцы регулярно совершали налеты на наши земли. Я молчу об экономических убытках, но при этом гибли люди. Я долгое время вел переписку с Селим-пашой, пока наконец мы не достигли некой потенциальной договоренности. Дальше была необходима встреча, а затем заключение письменного соглашения.
Слушая, я машинально взяла кубок и постепенно допила пунш. Попутно сопоставляла рассказ Данте со своими собственными выводами, основанными на той обрывочной информации, которую мне удалось собрать в дороге. Теперь восполняла пробелы и исправляла неточности.
– Дело было настолько важным, что мне пришлось самолично отправиться в Арканзию, – продолжал Данте. – Ни с кем другим переговоры вести бы не стали. Брать с собой большой отряд я не счел целесообразным. Численный перевес в любом случае оказался бы на их стороне, при этом арканзийцы восприняли бы такой поступок как выражение угрозы и отреагировали бы соответственно. Поэтому я взял с собой только Ренцо: он знаком с местной культурой, а в случае надобности хорошо управляется с мечом. И в целом все прошло успешно. Но с этими людьми ни в чем нельзя быть уверенным окончательно, до тех пор пока на бумаге не поставлена самая последняя подпись. Видишь ли, Сандра, это юго-восток. Там очень многое отличается от того, к чему ты привыкла на севере. Да и от нашей галлиндийской ментальности тоже. Среди прочего на востоке ценят силу. Зачастую ценят выше, чем справедливость и тем более честность. Честность с их точки зрения вообще важна лишь между «своими». Обмануть чужого можно и зачастую даже почетно. Но я сейчас не о том. С позиции арканзийца, заключать договор можно только с сильным партнером. Это одно из главных условий. Если потенциальный партнер проявляет слабость, от него с легкостью избавляются. И дальше заключают соглашение с более сильным игроком, пришедшим на смену первому. Либо не заключают вовсе. Понимаешь, что это означает?
– Догадываюсь, – кивнула я. – Если бы ты проявил слабость, арканзийцы с легкостью избавились бы от тебя и разорвали договор, который так и не был заключен до конца.
– Совершенно верно, – одобрительно сказал Данте.
– Значит, ты ходил по лезвию ножа, – заметила я. Он хмыкнул: я явно не сообщила ему ничего нового. – Мало ли что взбрело бы в голову этим людям. И что они восприняли бы как слабость, учитывая разницу менталитетов.
– Справедливо, – подтвердил Данте. – Однако помогало то, что я неплохо знаю их менталитет. И одну вещь я знаю точно, – очень серьезно продолжил он. – Сострадание к рабу является в Арканзии признаком слабости.
Я опустила глаза, делая выводы. Данте внимательно на меня смотрел, следя за моей реакцией.
– Я не мог напрямую протранслировать тебе свои намерения, – проговорил он, увидев, что я уже сумела сложить два и два. – Если бы меня решили убрать – а такие решения принимаются на востоке очень легко, – то убили бы и тебя, и Ренцо. А на приграничные земли продолжились бы набеги, в ходе которых гибнут десятки людей. Лучше от этого не стало бы никому. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Сандра. Но, к сожалению, у меня были связаны руки. Ренцо мог позволить себе чуть больше как подчиненный, и он пользовался этой возможностью. Но и его свобода действий была существенно ограничена.
Я вспомнила намеки, которые Данте делал в свое время касательно Илкера. Вспомнила навязчивое присутствие Карталя. И то, насколько по-разному Данте вел себя со мной в присутствии арканзийцев и когда мы остались в Бертане один на один.
– И несмотря на это ты спасла нам с Ренцо жизнь, – добавил он, аккуратно взяв мою руку в свою. – Хотя на тот момент имела все основания считать нас своими врагами. Если ты думаешь, что я об этом забыл, ты сильно заблуждаешься.
Я пожала плечами, глядя в пол. Я не считаю врагами людей, которые уступают мне свою постель. Но дело не в этом.
– Так ты отпустишь меня? – тихо задала я свой самый главный вопрос. Тот, на фоне которого меркли все прочие неясности, ошибки и недоразумения.
Данте запрокинул голову и тяжело вздохнул. Сердце екнуло и упало куда-то вниз: ответ был понятен без слов.
Выпустив мою руку, Данте встал с дивана и прошелся по комнате.
– Сандра, как я уже сказал, мне не нужны рабы. Так что, поверь: я отпустил бы тебя хоть сегодня, как ты говорила, на все четыре стороны. Но дело не во мне. Ты ведь знаешь, что я при всем желании не в силах избавить тебя от этого?
Он указал на украшавшего мою руку дракона. Я мрачно кивнула. Да, это было мне известно.
– Никто не может, – подтвердила я.
Увы. Люди научились использовать магию камней для того, чтобы ставить клеймо. Но никто не умеет его снимать. Обыватели, конечно же, нашли этому объяснение. Дескать, боги решают, кому быть рабом, а кому нет. И человек – в том числе и хозяин раба – не вправе идти против их воли. Сам я не склонен искать объяснения в области сверхъестественного. Полагаю, люди просто не научились сводить такие знаки. Все это означает одно: я могу тысячу раз тебя отпустить, но в глазах людей ты все равно останешься рабыней. Да, я нарушил слово, не дав тебе уйти в Арканзии, как ты того хотела. Но что бы произошло, поступи я иначе? Рабыню, путешествующую без хозяина, задержали бы очень быстро. В лучшем случае первый встречный рабовладелец попросту забрал бы тебя себе, и кто знает, каким человеком он бы оказался.
Признаться, меня передернуло при мысли о такой перспективе. Я почему-то об этом не подумала, а ведь сейчас слова Данте прозвучали совершенно логично. Что делает прохожий, обнаруживший на дороге чужую собственность, скажем кошель с монетами? В редких случаях пробует найти хозяина. Но чаще всего забирает кошель себе. Кошель или что-нибудь другое, что плохо лежит. В данном случае «плохо лежала» бы я.
– Что же тогда в худшем случае? – пробубнила я, глядя в сторону.
– В худшем ты попала бы в руки властей, – ответил Данте. – Тогда тебя могли бы казнить как беглянку. Поэтому отпустить тебя на территории Арканзии я не был готов ни при каких условиях. Именно потому, что ты спасла мне жизнь. В Галлиндии дело обстоит несколько иначе. Как я уже говорил, здесь не слишком жалуют рабство. Работорговля запрещена, а у рабов, привозимых из-за границы, значительно больше прав, чем все в той же Арканзии. Тем не менее ситуация далека от совершенства. Раб остается рабом, и путешествовать в одиночку с клеймом чревато серьезными неприятностями. Во-первых, здесь проживает много арканзийцев, а об их отношении к рабам тебе известно. Во-вторых, и среди местных отношение встречается всякое. Есть люди, которые считают, что с рабом, а тем более рабыней, можно позволить себе то, что недопустимо со свободным человеком. Да, в здешних судах к рабу не относятся как к вещи, но прав у свободных людей все равно больше. И расклад «слово свободного против слова раба» редко решается в пользу последнего. Известен не один случай, когда преступники пытались повесить всех собак на ни в чем не повинного человека с клеймом. Нередко им это удавалось, хотя в последнее время ситуация и начинает меняться к лучшему. Два таких дела получили большой резонанс.