В январе 1990 года Старый попал под амнистию и вернулся в Искитим. Какое-то время он перебивался с хлеба на воду случайными заработками. Торговал жевательной резинкой и «сникерсами», работал на стройке, раздавал рекламу на улицах, агитировал за кандидатов в народные депутаты. От криминала, как и от Зоны, в первое время он благоразумно держался подальше.
Но время шло, а жизнь становилась все хуже и хуже. Осенью Старый был вынужден заняться рэкетом в составе искитимской ОПГ, возглавляемой в те годы ныне покойным Чучельником. Выбивать деньги из мелких предпринимателей Сталкеру не нравилось. Более того, ему было противно само блатное окружение. По своему низкому рангу Старый общался и работал в основном с сопливой пацанвой, которая и носа за порог казенного дома еще не совала, но уже мнила себя крутой и правильной. А карабкаться по криминальной карьерной лестнице, чтобы стать «бригадиром» и «авторитетом», у Старого не было ни желания, ни таланта.
Когда на душе становилось совсем худо и от безнадеги ломило в суставах, Старый думал о «трубке». Она ведь была совсем рядом… Она ждала Старого во дворе железнодорожного депо, готовая согреть лучами истины и умиротворения. Если выехать из Искитима перед закатом, то к полуночи можно было выйти на то самое место.
Однажды Старый увидел во сне «трубку» столь явственно, и ощущения от ее присутствия оказались столь сильными, что, проснувшись, Старый заметался по комнате с вопросом: «Где „трубка“?» Сожительница Старого, само собой, ничего не поняла и предложила ему по очереди телефон и пипетку с каплями от насморка. Старый не на шутку разъярился и выгнал недоумевающую, испуганную женщину на улицу в одной ночной рубашке.
В конце концов, возвращение к сталкерскому ремеслу было логичным и предсказуемым решением. После Расширения в августе 1991 года Старый устроился «красным сталкером» в Новосибирский филиал МИВК. К тому времени он уже смекнул, что сведениями о «трубке» не стоит делиться с первым встречным. А уж тем более – с институтскими, которых хлебом не корми, но дай присвоить чужую находку. Столь уникальный и могущественный артефакт – а Старый уже не сомневался, что «трубка» – по-своему могущественна, – не должен был попасть в чужие загребущие руки. Старый сопровождал ученых в Зону в качестве проводника, выступал в роли инструктора для молодых легальных сталкеров, одновременно он вел осторожное расследование: общался с учеными и сталкерами на окладе, читал отчеты экспедиций, листал каталоги артефактов. «Трубка» не упоминалась в официальных документах, ученые ничего не знали об этом загадочном объекте. Старый терзался в сомнениях: он мог взять на себя хлопоты по организации официальной экспедиции в железнодорожное депо, найти «трубку», а потом – что? Бессильно наблюдать, как артефакт уносят из-под его носа в лабиринт лабораторий за семью замками?
Он продолжал молчать.
Он уволился из Института и вместе с напарником Козявой – тот был из бывших рэкетиров – стал ходить в Зону как вольный сталкер. По легенде, они с Козявой добывали «черные» и «абсолютно черные брызги» для ювелирки, на низкооплачиваемые артефакты вроде «иголок» или «пустышек» они не разменивались.
Поборов искушение сразу же отправиться за «трубкой», Старый осторожно, метр за метром, исследовал центр Бердска, продвигаясь каждую ночь все ближе к железнодорожной станции.
Когда же настало время похода в депо, Старый внезапно слег с двусторонней пневмонией. Несколько месяцев он провел на койке, а в период самого сильного жара бредил о «трубке». Старый настолько привык хранить свою тайну, что даже бред его был хитрым и полным двусмысленностей. В результате о «трубке» не проведала ни одна живая душа.
Наконец Старый окреп настолько, что смог пойти в Зону. Но из Москвы неожиданно свалился выгодный заказ на «абсолютно черные брызги», и Старый с Козявой несколько недель кряду выходили по ночам в Зону и разрабатывали развалины возле железнодорожной станции, не приблизившись к «трубке» ни на метр.
Примерно через месяц они освободились, и Старый засобирался в депо. Козява был решительно против этой вылазки, поскольку за «абсолютно черные брызги» им удалось выручить немалую сумму: теперь они могли позволить себе на какое-то время «завязать» и уйти в отпуск. Старый уговорил Козяву пойти в Зону, пообещав, что по возвращении прикроет лавочку и позволит напарнику отдыхать, сколько тот пожелает. На сей раз на подходе к железнодорожной станции они напоролись на вооруженный до зубов отряд гастролеров из Чернобыля. Сталкеры-беспредельщики нашпиговали Козяву свинцом, а Старому посчастливилось сделать ноги.
Через неделю Старый пошел в Зону один. Он без помех добрался до депо и приступил к долгожданному поиску. Однако, сколько Старый ни рылся в мусоре и грязи, «трубка» словно сквозь землю провалилась. Ни кванта ее волшебного света не коснулось изрезанного морщинами лица сталкера.
Старый вернулся в Искитим несолоно хлебавши. В тот же день он устроил пьяный дебош в «Радиаторе», за что очутился в «обезьяннике». Старому грозил новый срок, чтобы откупиться от ментов, ему пришлось пожертвовать все свои сбережения, нажитые за счет Зоны, включая долю Козявы.
Освободившись, Старый снова отправился в центр Бердска. Копаясь в мусоре, он угодил рукой в ямку, в которой притаился сгусток «ведьминого студня». Глядя, как тают пальцы, Старый плакал, потому что одновременно в душе таяла, растекаясь вонючей водой, мечта о «трубке».
Ценой неимоверных усилий Старый выбрался из Зоны. В клинике для сталкеров, замаскированной под центр нетрадиционной медицины и частный зубоврачебный кабинет, Старому ампутировали все пальцы с пораженной руки, за исключением большого, и половину ладони.
Однако даже это досадное происшествие не остановило Старого. Едва дождавшись выздоровления, он снова отправился в Зону и снова перерыл весь мусор во дворе депо. И вот, наконец, спустя годы размышлений, терзаний, сомнений, ценой крови, ценой потерь, ценой безвозвратно потраченного времени, ценой чужой жизни, «трубка» оказалась у Старого. Из-за дождей или иных процессов, происходящих в Зоне, часть хлама, некогда загромождавшего двор депо, оказалась в сточной канаве. Там нашлась и «трубка».
Увы, в реальности «трубка» не походила на артефакт, который Старый видел во сне. Не было никакого волшебного света, не было ощущения полноты жизни и постижения истин. Безусловно, Старый почувствовал некоторое удовлетворение: он все-таки нашел, что хотел… но и только. Никакие другие ощущения его не посетили. Если не считать, конечно, смертельной усталости, постоянной боли в покалеченной руке, к которой он привык и уже почти не замечал.
«Трубка» была сделана из неказистого тонкого пластика грязно-желтого цвета. Пластик кое-где потрескался, вообще материал оказался ломким, его можно было крошить пальцами. Смутило Старого и округлое навершие на конце «трубки», оно вызывало в простецкой сталкерской душе неуместные ассоциации.
На следующий день Старый рискнул показать «трубку» знакомому профессору из Института. Профессор радушно принял Старого: ученого интересовали неопознанные и неклассифицированные артефакты, и он был не прочь вписать новую страницу в каталог предметов из Зоны. Увидев «трубку», профессор сначала удивился, а потом невесело рассмеялся и похлопал Старого по плечу. «Если бы я тебя не знал, то решил бы, что это – розыгрыш, – сказал он сталкеру. – Ты принес лингам». «Как-как?» – переспросил Старый. «Лингам, – повторил профессор. – Искусственный фаллос. Пластмассовый член, если так тебе будет проще». «Это не артефакт…» – сказал полным разочарования голосом Старый: построенная им маленькая вселенная, в центре которой светила «трубка», трещала по швам. «Почему же? Артефакт. Артефакт, принадлежащий человеческой цивилизации, – сказал профессор. – Использовался в качестве украшения, а может – для поклонения… а может, никак не использовался, и кто-то кому-то подарил его шутки ради. Кто этих извращенцев поймет, ведь каждый судит в меру своей распущенности!» – в завершение профессор развел руками.