Ангелина посмотрела на сосну. Она не верила в Зону. Для нее чудеса и тайны запретной территории были таким же темным лесом, как алгебра, химия и физика в старших классах.

Не верила, не понимала, не боялась.

Но в глубине души надеялась, что дерево, доставленное из проклятых земель, прикончит осточертевшего Виталика, который станет – не нужна кофейная гуща, чтобы предвидеть, – и дневать, и ночевать в паркетном зале, под празднично украшенной сосной.

А если очень повезет – не одного только Виталика, но и всех, кто сейчас портит воздух в ее особняке.

Потому что надоели. Достали. Господи, как же хочется веселиться…

– Тоха! – позвала она.

Большой тут же притрусил: в одной руке – залапанный стакан с газировкой, в другой – кусок торта «Птичье молоко».

– Где Гопа? – спросила Ангелина.

– На месте, – улыбнулся, показав испачканные десертом зубы, Большой. – В «конюшне».

– Свистни ему, Тошечка: пусть седлает, – распорядилась Ангелина. – Поеду к Марте. Опять ее хахаль поматросил и кинул. Будем пить и жаловаться друг другу на мужиков-сволочей.

Большой с готовностью кивнул и выхватил «трубу»:

– Сейчас все устроим, Ангелина Юрьевна!

– Спасибо, мордастенький. Пойду переоденусь. Ты – за старшего!

– Так точно!

Браток проводил жену сенатора жадным взглядом. Ему нравилось, как на ней сидят тесные шорты.

* * *

1 января 2015 г. (5:47)

Особняк сенатора Шимченко

Горничная позаботилась о подарках. С десяток коробок разных размеров лежало под новогодней елкой. Точнее – сосной. Хотя какая, в общем, разница. В доме было тихо. Не спала охрана, да на кухне начали мыть грязную посуду, оставшуюся после вечеринки.

У Виталика была коробка с болтами и гайками. Ее он выпросил у дяди Миши – одного из папиных водителей. Дядя Миша, отставной спецназовец, майор, много чего повидавший в жизни, был удивлен, что такая ничем не примечательная вещь может принести столько искренней радости мальчишке, у которого есть все.

Настал нужный момент, болты и гайки пригодились. Они со звоном отскакивали от навощенного паркета, они пролетали через весь зал, они рикошетили от стен и возвращались к празднично наряженной сосне из Зоны, словно та притягивала железо, как магнит.

Виталик медленно продвигался вперед. Он играл сам с собой. Он частенько оставался без компании, но после вчерашней отпадной вечеринки эта игра в одиночестве была по-особенному захватывающей.

На нем был респиратор, камуфляжная куртка, универсальные спортивки с карманами, набитыми гайками. Один осторожный шаг, затем – второй. Бросить гайку, внимательно проследить, как она катится по полу. Сделать еще шаг. Виталику казалось, что под сосной его ждут не кроссовки и игровые приставки, запакованные в цветную фольгу, а самые настоящие «рачьи глаза», «пустышки», «черные брызги», «гремучие салфетки». Еще немного – и он доберется до своего хабара. Как настоящий сталкер.

Новая гайка тяжело упала на паркет, а затем исчезла. На полу остался лишь шестигранный оттиск, похожий на печать.

– «Комариная плешь»… – затаив дыхание, проговорил Виталик. Не веря глазам, он швырнул вторую гайку туда же. А потом – третью, четвертую.

Все они пропали, оставив на паркете лишь следы.

– Спасибо-спасибо-спасибо! – заорал Виталик, а потом пульнул из пневматического ружья в потолок.

Было непонятно, кого он благодарил в тот самый счастливый в его жизни момент, но, словно в ответ на слова, среди коробок в фольговой упаковке забрезжил неяркий, нежный, как первый рассветный луч, свет.

Блик лег на раскрасневшееся лицо мальчишки, отразился в широко распахнутых глазах.

Прижав к груди ружье, Виталик тихо-тихо попятился из зала вон.

Глава вторая

4 января 2015 г.

Новосибирская область. Бердское шоссе

Машину обстреляли, когда Шимченко рассматривал фотографии Дианы на экране айфона, аккуратно увеличивая масштаб холеными пальцами.

Диана работала в секретариате Федерального собрания. Миниатюрная, почти мальчишеская фигурка и короткостриженые, покрашенные в рыжий цвет волосы – Диана ничем не напоминала Ангелину. И этим еще больше привлекала Шимченко.

Вот фото, где Диана в деловом костюме позирует, улыбаясь, в коридоре ФС. Вот она в пальто на ступенях Госдумы, поправляет шарф. Вот в вечернем платье за столиком в японском ресторане, держит палочками ролл. Вот в шелковом неглиже в московской квартире Шимченко, игриво смотрит в камеру телефона, откинувшись на дюжину подушек.

Филя украдкой поглядывал шефу через плечо. Он играл рыжеватыми бровями, развлекаясь тем, что представлял на месте Шимченко себя. Филя бы не слишком церемонился с этой крашеной бестией. Для начала он бы слегка придушил девицу ремнем, а потом нарисовал острием финского ножа на ее плоской груди смайлик, а дальше…

Машину словно окатило градом. Пахнуло жженой резиной, бронированные стекла затянуло серебристой паутиной трещин.

– Шеф, пригнись! – Филя схватил Шимченко за плечо и рванул вниз так, что затрещал рукав пальто. Шимченко выматерился, айфон упал на резиновый коврик.

Взвизгнули шины, дядя Миша, сидевший за рулем, торопился вывести представительский «мерс» из простреливаемой зоны. «Мерс» вилял на мокрой трассе и не слушался управления, точно раненая лошадь. Машина сопровождения – черный хаммер, следовавший за «мерседесом», – съехала на обочину. Раз-два: охрана Шимченко залегла среди сугробов, передергивая затворы «кедров» и «стечкиных».

Дядя Миша заехал за поворот, спрятав машину за стену раскидистых лиственниц.

– Все целы? – выпалил он.

Шимченко поднял телефон и смахнул грязь с экрана, закрыв заодно галерею фотографий Дианы, хотя дальше они были еще интереснее.

– Дядя Миха – красавчег! – похвалил водителя Филя. Его охватило нервозное веселье. Хотелось хохотать и причинять боль ближним.

Отставной спецназовец смотрел безумными глазами на Шимченко и Филю, из перекошенного рта дяди Миши вырывалось сиплое дыхание.

– Стареешь, – холодно заметил Шимченко.

– Виноват. – Дядя Миша поторопился отвести взгляд.

Филя распахнул дверцу – грохот выстрелов ударил по ушам, словно кто-то вывел громкость до предела, – выпрыгнул на снег. Распахнув полы пальто, выхватил одной рукой из подмышечной кобуры ПМ, а второй – мобильник. Подбежал к деревьям и прижался к ближайшему стволу, поглядывая в ту сторону, откуда, как он предполагал, обстреляли их тачку.

– Это было вместо «здравствуйте», – процедил Шимченко, обращаясь к дяде Мише. – Рады мне здесь, ничего не скажешь.