С лязгом захлопнулась очередная дверь, заскрежетал засов. Садовников с трудом удержался, чтобы не ссыпаться по лестнице, считая задом ступени. Большой и Хыча повалились на задымленной площадке, загремело по цементному полу оружие.
– Где мы? – спросил, кашляя, сталкер. Луч фонаря заметался по обшитым неокрашенным гипсокартоном стенам.
– Это лестница в подвал, – ответил умирающим голосом Хыча.
– Вот те на… – Садовников удивленно осмотрелся. – Лучше поздно, чем никогда…
– Слушай, Костыль. – Большой поднялся на руках. – Почему ты не сказал взять противогазы? Сталкеры в фильме Федора Бормачука были в противогазах! А ты даже не обмолвился!
– Ну потому, что у нас не чертов радиоактивный котел, как в Чернобыле!
– Да? – Большой со стоном поднялся. – А я вот не знаю, что убьет меня в первую очередь: жена босса, закадычный друган или чертов дым! Я в жизни больше не выкурю ни одной сигареты!
Садовников проглотил фразу, что остаток жизни может быть очень коротким. Даже микроскопически коротким.
– Пацаны! – проговорил жалобным голосом Хыча. – Они сто пудов опять повалят! Спустимся в бункер!
– Какой еще бункер? – не понял сталкер.
– Личное хранилище папика, – пояснил Большой, поправляя засов на двери. – Туда мы и должны были попасть. Тебе, Костыль, понравится: бункер проще оборонять.
Винтовку теперь можно было использовать действительно лишь вместо трости. Патроны остались в Хычиной разгрузке, а разгрузка – в столовой. Садовников забрал у теряющего силы братка пистолет, сунул за пояс. Снова пришел черед гайкам, и снова выявились аномалии: мелкие «плеши» и «изнанки», выворачивающие гайки резьбой наружу. Это Большому могло показаться, что бункер легче оборонять – его уверенность основывалась на воспоминаниях о прежнем, неизмененном подвале особняка, – теперь же хранилище Шимченко могло оказаться той еще мышеловкой.
Сейф был маленьким. Много секретов в нем поместиться не могло. Садовников почувствовал себя обманутым: он рассчитывал увидеть нечто вроде деньгохранилища Скруджа МакДака из «Утиных историй». Доступ к сейфу перекрывала панель из пуленепробиваемого стекла, которая запиралась на электронный замок.
Садовников постучал в стекло костяшками пальцев.
– Как думаете открыть?
Большой почесал репу.
– Надо запустить запасной генератор. Для этого сначала найдем топливо, новые свечи, гаечный ключ, кусок кабеля…
– Шутишь, блин? – Сталкер с неодобрением поглядел на Большого.
– Ты разве никогда не играл в такие игры? – усмехнулся браток.
– Чайником поехал? – Садовников покрутил пальцем у виска.
– Не одному же тебе над четкими пацанами глумиться, – отозвался Большой. – Подбери челюсть, и идем искать генератор: я не шутил.
Они оставили Хычу охранять коридор, хотя боец из него был уже неважный. Садовников сделал ему инъекцию промедола, но все равно раненый был очень плох и постоянно норовил потерять сознание.
– Что это за катакомбы? – удивился Садовников, обводя лучом фонаря пустые, похожие на тюремные камеры комнаты. В них не было ничего, кроме голых стен из ноздреватого бетона и кафельных полов. – Где «качалка»? Где сауна? Где подпольное казино?
– Тебе оно надо, Костыль? – пробурчал Большой. – Меньше знаешь, лучше спишь. Это – особый подвал для особых случаев. Сюда можно было спускаться только по личному разрешению папика. Сауна, бассейн, спортзал, кладовая и ледник – под другим крылом дома.
– А есть какой-нибудь тайный ход? – полюбопытствовал сталкер. – Чтоб отсюда – и сразу в лес?
– Голяк, – вздохнул Большой. – Знали бы, как говорится, куда падать придется… кажется, тута! – Он отвел в сторону створку раздвижной двери.
Генератор выглядел неважно: корпус в несколько слоев оброс «ржавым мочалом». И пахло от него настораживающе: не солярой, не бензином, а какой-то сладковатой химией. Большой без энтузиазма потянулся к стартеру, но Садовников перехватил его руку.
– Бесполезно все – забей, – сказал он. – Нам отсюда не выбраться. Даже если мы запустим генератор и откроем сейф – секреты Шимченко не помогут нам уйти живыми.
Луч фонаря выхватил красное, в пятнах ожогов и потеках пота лицо братка. Большой молча глядел на Садовникова, лишь сквозь стиснутые зубы с присвистом вырывалось тяжелое дыхание. Затем луч переместился на серые стены неуютных комнат, в которых некогда творились какие-то темные делишки, на низкий потолок узкого коридора. Садовников с рассеянной полуулыбкой двинулся в сторону лестницы. Шум со стороны двери нарастал. Был слышен треск, похожий на работу сварочного аппарата, и то, как скрипит терзаемая сталь.
Садовников смотрел по сторонам и думал, что в таких неприглядных казематах закончится его хромоногая жизнь. Впрочем, все смертны, а многие, как говорил классик, – внезапно смертны; тем более это справедливо в отношении сталкеров. Усталость, боль от ран, темнота и каменные стены – вот и все, что он нажил; вот и все, с чем ему придется уйти. Впрочем, он осознавал степень опасности авантюры. Знал, что она может очень плохо закончиться.
Зажегся свет. Был он тусклым и красноватым. Лампы над головой заунывно гудели, словно раздосадованные тем, что их все-таки заставили работать.
– Ты включил генератор? – спросил сталкер, круто повернувшись к Большому. Тот в ответ развел руками, мол, ничего не трогал. Садовников вспомнил, как он отсиживался в смотровой яме в гараже, а над его головой сами по себе заводились двигатели сенаторских тачек.
Происходил выброс энергии. И, очевидно, для пряничного домика Шимченко это явление не было в новинку. Что за энергия? Чем может быть ее источник? В другое время сталкер бы обязательно задумался над этими вопросами, поломал бы мозги, выкуривая сигарету за сигаретой, гоняя мышью по экрану курсор, разглядывая фотографии милой Гаечки…
Но не сейчас. «„Трубка“ – есть сосуд истины, наполненный золотом света благодати…» – начал было нашептывать бесплотный голос Старого, но почти сразу же заткнулся: дверь на лестницу сорвало с петель. В коридор подвала хлынула лавина раскаленного, дымного воздуха. Большой вскинул автомат, Садовников же поднял пистолет ленивым движением потерявшего волю к жизни, изнуренного долгим и неравным боем человека.
Они открыли стрельбу, как только узкий просвет коридора заслонили полускрытые жарким маревом силуэты. Грохот выстрелов и визг рикошетов вытеснил все остальные звуки мира. Брызнула пламенная струя, Садовникова обдало адским жаром, по стене за его спиной заплясали обжигающие языки, хотя, казалось бы, гореть там ничего не могло.
Когда автомат Большого замолк, Садовников услышал натужный гул электромоторов. Пуленепробиваемая панель, за которой находился сейф, неспешно отъезжала в сторону. У ожившего замка стоял, покачиваясь, Хыча. Сталкер и Большой проворно отступили в открывшуюся нишу, за ними ввалился, придерживая подпорченный «чемодан» двумя руками, раненый. Снова раздался гул, и панель встала на место. Коридор по ту сторону стекла затопило густым, непроглядным дымом, затем электричество вырубилось.