Из одного комочка вырвался большой черный жук и, как гудящий бомбардировщик, медленно двинулся в свой полет. Я побежал за ним. Жук взвился ввысь. Я едва успел заметить, как он сложил крылья и сел на ветку акации.
Он сидел на ветке, издавая скрежещущие звуки довольно долго. Он то припадал своим брюшком к ветке, то подгибал задние лапки и поднимал вверх торчащие из его тела черные мощные клешни. Я отметил эти две позы и вспомнил позы-иероглифы, которые время от времени принимал Барбаросса. Когда в очередной раз жук вытянул кверху свое туловище и угрожающе зашевелил клешнями, я принял подобную позу, подняв вверх руки и слегка изогнув их в локтях. Я почувствовал странную связь с насекомым и вдруг осознал, что комочек Темноты, из которого вылупился жук, по-прежнему находится в моем сознании, и движения сидевшего на дереве жука отражаются в нем.
Парадоксальная мысль, что жук не только когда-то развился из яйца, отложенного самкой, но и сегодня утром появился из Темноты, и она является в такой же степени его матерью, как и отложившее яйцо насекомое, была в этот момент совершенно справедлива. Поскольку осколок Темноты присутствовал во мне, я сам в какой-то степени был родителем гудящего жука.
Завороженный этой мыслью, я настолько сосредоточил свое внимание на жуке, что все остальное исчезло из моего сознания. Он зажужжал, поднялся в воздух и сделал несколько кругов над деревом, а потом полетел в сторону зарослей. Я ринулся за ним, продираясь сквозь колючие кусты, падая в выемки, поднимаясь по склонам. На этот раз насекомое село на траву и медленно поползло, перебираясь с травинки на травинку.
Я постарался воспроизвести его движения, но для полной имитации мне не хватало еще одной пары конечностей. Я попытался представить их, вообразить, что у меня из боков торчит что-то среднее между руками и ногами, но это получалось плохо. Тогда я обнаружил, что жука окружает черное и одновременно прозрачное свечение, и сосредоточился на призрачном остатке Темноты, в котором полз жук и который находился в моем сознании. Это помогло сконцентрироваться на воображаемой паре моих лапок, и я почувствовал, как эти фантомные конечности как бы вывернулись наизнанку: кости превратились в тонкие цилиндры, а мышцы оказались внутри них. Впрочем, это наваждение длилось секунду.
Жук снова расправил свои крылья и полетел.
Казалось, это будет длиться вечность. Солнце уже побывало в зените и начинало клониться к закату, а я по-прежнему гонялся за своим жуком. Я то задыхался от быстрого бега по оврагам, то падал на землю, уже не пытаясь представлять лапки и крылышки, и только удерживал внимание на жужжащей мишени. В какой-то момент, когда я лежал на земле, ко мне подошел Инструктор и дал выпить стакан молока. Потом я вновь ползал в траве, взбирался по склонам, раздирал кожу до крови колючками. Иногда я терял жука из виду, и только комочек Темноты, связанный невидимыми нитями с жуком, помогал его обнаружить.
Ночь наступила внезапно. Это была ночь с примесью Темноты, густой субстанции, пропитывавшей мое сознание. Жук забрался в какую-то норку в траве и затих. Я прилег, прислушиваясь к его движениям. Невыносимо хотелось пить. Из мрака вновь появился Инструктор и без слов протянул большую кружку молока. У меня не было сил не то что шевельнуться, но и просто связно думать. Я не вспоминал о своих товарищах, я просто тупо погружался в Темноту…
Вновь прозвучала соловьиная песня, и Темнота раскололась на мелкие части. В одном из осколков шевельнулся жук, и все началось сначала…
Так прошел второй день, и третий. Я уже не различал, когда наступал день, когда – ночь. Я вписался в распорядок жизни жука. Бегал за ним, пока он летал, спал, когда он отдыхал.
Инструктор и Рыцарь, попеременно приносившие молоко, казались мне галлюцинацией. То ли сном, то ли галлюцинацией стал весь окружающий мир, с его закатами, восходами, палящим солнцем и моросящим дождем…
Жук сел на траву и, медленно переваливаясь с боку на бок, пополз по сухим веткам. Неожиданно его тело утратило свою определенность, он превратился в сгусток темноты, и этот сгусток медленно растаял в воздухе. Я поднял голову и обнаружил себя и нашу группу на той самой поляне, с которой началось наше мучение.
– Все, заканчиваем! – закричал Инструктор из-за кустов, и в полном изнеможении мы улеглись на поляне.
Солнце поднималось над горизонтом. Ныли перенапряженные мышцы, болели царапины, чесались и зудели укушенные комарами места. Как только мои глаза закрывались, тут же начинали мерещиться жуки, змеи, саранча. Вся эта живность лихорадочно дергалась, копошилась перед глазами. Я понимал, что потребуется 10–12 часов сна, чтобы освободиться от всего этого шевелящегося ужаса. Я думал, что нас оставят до вечера, а может быть, и до утра, в покое. Но последнее испытание было впереди.
На поляну вышли Рыцарь с Инструктором. Они заботливо разложили перед нами большие листы плотной белой бумаги и баночки с гуашью. Оказалось, мы теперь должны еще и нарисовать образ того существа, за которым бегали трое суток подряд. Я понимал, что от нас требуется не графический «отчет о проделанной работе», скорее нас подталкивают к созданию карт наших мишеней.
Я рисовал и чувствовал, как мое лихорадочное возбуждение и усталость переливаются в рисунок. Жук получился на удивление убедительным: черное туловище, покрытое красным узором, напоминавшим узор привидевшегося мне Змея, было воинственно изогнуто и готово к прыжку.
Паук нарисовал муравья («повезло ему» – с завистью подумал я), Кобра – черную гадюку, покрытую орнаментом. Волку же досталась какая-то черная многоножка с раздвоенным наподобие жала хвостом.
Теперь, успокоившись, я осмотрел нашу группу. Вид был еще тот: свисающая лохмотьями одежда, опухшие от укусов насекомых лица, окровавленные колени у Кобры, слипшиеся комья волос и небритые щеки у парней. Наверное, я выглядел не лучше.
Мы отдали рисунки Рыцарю.
– Три часа на сон и в путь, – лицемерно-заботливым тоном сказал Инструктор.
Рыцарь оказался более дружелюбным:
– Молодцы ребята, я бы вас взял в свою группу.
Я снова погрузился в скачущую, крякающую, прыгающую массу. Это был не отдых, а тянущееся мучение. И когда прозвучали слова Инструктора, призывающие нас в путь, я обрадовался. Лучше было ковылять по ярам и холмам, чем находиться среди раздражающих образов.
Уже в полной темноте мы дошли до Роженой Криницы. Это был старинный источник, мимо которого проезжали князья и дружинники еще во времена Киевской Руси, а девушка по имени Рожена поила их прозрачной водой из колодца. Колодец давно утратил свои древние черты. Современное ведро на цепи спускалось вниз. Над колодцем висели бумажные иконки.
Страшно хотелось пить. Инструктор позволил наконец нам выпить столько воды, сколько каждому было нужно. Еще через полтора часа мы вышли на пригорок над хатой, увидели костер и сидевших вокруг него людей. Это была Дневная группа. Потом добрели до своего шалаша, ввалились в него и заснули. Всю ночь мне снилась моя погоня за жуком.