– Мне бы с Анастасией Федоровной поговорить, – заявил я. – Это Игорь Гладышев.
– Я сейчас узнаю, подождите, – пообещала Нина Николаевна и на целую минуту выпала из эфира. Затем ее голос вновь раздался в динамике домофона: – Анастасия Федоровна никого не принимает, – заявила домработница Шереметьевых.
Я разозлился и подумал: «Вот еще цаца! Не принимает, видите ли!»
– Передайте, пожалуйста, графине Шереметьевой, – проговорил я вслух, – что если она меня не примет, то я с докладом о кое-каких ее делах отправлюсь к ее супругу Алексею Михайловичу. Он-то уж меня наверняка примет.
– Сейчас! – сказала домработница и вновь пропала, а несколько мгновений спустя щелкнул дверной замок, и Нина Николаевна пригласила: – Входите!
Я поднялся на нужный мне этаж, дверь в квартиру Шереметьевых была приоткрыта, я вошел в нее и в прихожей был встречен домработницей.
– Идемте, я вас провожу к хозяйке, – изрекла она, закрывая за мною двери.
Я снял куртку и повесил ее в прихожей.
– Что же, хозяина нет дома? – поинтересовался я, шагая за домработницей по коридору.
Нина Николаевна покачала головой:
– Нет, он трудяга, уже с утра на работе.
– А дети Шереметьевых дома?
– Нету, – через плечо бросила мне женщина. – Дочка Ксения в институте. Сын Андрей в загородном доме, все рисует.
На сей раз я был удостоен аудиенции не в кабинете, а в гостиной. Здесь был шикарный гарнитур, состоявший из дивана и пары кресел, громадный телевизор, стол со стульями и шкаф с зеркальными дверьми. Хозяйка, по всей видимости, недавно встала с постели, она была простоволосая, не накрашенная, одетая в джинсы и блузку.
– Спасибо, Нина, – сказала хозяйка дома, очевидно, за то, что домработница встретила и проводила меня к ней.
Женщина развернулась и ушла. Шереметьева сидела в кресле и пилкой обрабатывала ногти.
– Чем могу быть вам полезна? – спросила она, кинув в мою сторону быстрый взгляд.
Не очень-то прилично, разговаривая с человеком, точить пилкой ногти. Но, по всей видимости, такими действиями хозяйка квартиры давала мне понять, что я существо низшего сословия, при котором можно точить или стричь ногти, мыть голову или накручивать волосы на бигуди. Ладно, Игорек, терпи, ты обычный тренер, а она жена крупного бизнесмена.
– Я бы хотел знать, уважаемая Анастасия Федоровна, где вы были во вторник вечером с девятнадцати двадцати до девятнадцати тридцати.
Женщина перестала обрабатывать пилкой ногти и вскинула ко мне глаза.
– А вы что, полицейский, чтобы задавать мне такие вопросы?
Раз мне сесть не предложили, сядем без приглашения. Я плюхнулся на диван.
– А вы что, предпочитаете, чтобы вас допрашивал настоящий полицейский? Если хотите, я вызову полицию.
– Только не надо меня пугать, – покривила в ухмылке губы Шереметьева. – Пуганая я.
– В таком случае давайте не будем друг друга пугать, а поговорим как цивилизованные люди. Итак, где вы были в обозначенное мною время?
Она взглянула на меня острым насмешливым взглядом голубых глаз:
– Вы думаете, я должна помнить такие мелочи?
– Это не мелочи, – сказал я серьезно и строго. – В это время погибла одна девушка, Арсеньева Татьяна Александровна.
– А я какое имею к этому отношение? – округлив глаза, поинтересовалась Шереметьева.
– Пока не знаю, вот и пытаюсь выяснить, – туманно сказал я.
Но женщина догадалась, к чему я клоню.
– Вы что, подозреваете, что это я убила эту молодую женщину?
– Пока я никого и ни в чем не подозреваю, – ответил я уклончиво. – Просто мне хочется знать, где вы были во вторник вечером с девятнадцати двадцати до девятнадцати тридцати.
– Кхм, – повела плечами, выражая недовольство, женщина. – Это глупо подозревать меня в убийстве незнакомого мне человека.
– И все-таки, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Иначе я действительно должен буду пригласить полицейского.
– Ладно, попробую припомнить… – Она сдвинула вместе красиво очерченные брови и выпятила нижнюю губу. По всей видимости, эти действия должны были показать мне, что ее мысли работают, воссоздавая в памяти картину произошедших во вторник событий. – Ах да, вспомнила! – вдруг обрадовалась Шереметьева. – В это время я была в кино.
Выражая заинтересованность, я подался чуть вперед к женщине.
– Кто это может подтвердить?
– Гм, – замялась она.
Я пришел к ней на помощь:
– Понятно. Вы были со своим другом Сержем?
– Ну-у-у, – протянула она. – В общем, да.
– И какой фильм вы смотрели со своим другом?
– «Ганмен». Боевичок.
– О чем он? – стал допытываться я.
– Вот ведь недоверчивый какой! – кокетливо сказала женщина. – Короче, тайный агент узнает о предательстве со стороны своих боссов и пускается в бега. В общем, там игра в кошки-мышки заставляет отвергнутого оперативника колесить по всей Европе, потому что на кону его собственная жизнь и репутация. Интересный боевичок, я с удовольствием посмотрела.
Я показал ей в улыбке превосходно вычищенные утром зубы.
– Я бы хотел, чтобы и ваш друг подтвердил, что во вторник вечером с девятнадцати двадцати до девятнадцати тридцати вы вместе с ним были в кинотеатре.
Ни секунды не колеблясь, женщина предложила:
– Можете поехать к нему и поговорить с ним на эту тему. Серж сейчас на работе в офисе.
– Вы поедете со мной, – объявил я.
– Вот еще! – фыркнула женщина. – С какой это стати?
– А с той, что за то время, пока я буду добираться до вашего Сержа, вы успеете ему позвонить и сговориться. Я хочу, чтобы вы все время были у меня на глазах.
– Но мне нужно привести себя в порядок. Не могу же я в таком виде показаться своему другу.
«Мне можно показаться, а другу нет», – усмехнулся я про себя.
– Ничего страшного, если он вас любит, примет и такую. Поехали, Анастасия Федоровна, у меня времени в обрез, через два часа начинается тренировка.
– Вы спортсмен? – почему-то удивилась Шереметьева.
– Тренер по вольной борьбе в Детской юношеской спортивной школе.
– Ого! Здорово! – с уважением проговорила женщина. Затем вздохнула: – Ну, что же мне с вами делать… Давайте вместе поедем к Сержу. Дайте мне несколько минут привести себя в порядок.
На «приведение себя в порядок» у Анастасии Федоровны ушло больше пятнадцати минут, и все это время я ходил за нею по пятам (когда она переодевалась, я отворачивался), не давая возможности позвонить Сержу и договориться с ним, какие показания ему давать. Затем мы с нею вдвоем вышли из дома. Ехать решили на моей машине. Я уселся на водительское кресло, Шереметьева – рядом в кресло пассажира, и мы с нею двинулись в путь. Ехать было минут двадцать, как объяснила мне женщина. Она указывала мне дорогу, благо путь до работы ее любовника у нее был накатан, не раз, видать, на работу к нему моталась.