Не бывала в Кольме уже целую вечность, и на то имелись причины. Там нет ничего, кроме скверных торговых центров и ресторанов. Четырехполосные шоссе, и никаких тротуаров. Расклеиваю объявления в кафе и «Макдоналдсах», в обувных магазинах и магазинах женской одежды. Служащие по большей части настроены дружелюбно и понимающе. В одном из магазинов беременная женщина просит несколько листовок и обещает отвезти их в Уэстлейк. «Бедные родители, — говорит она, проводя рукой по необъятному животу. — Даже не представляю…»
Около полуночи, показав фотографию Эммы всем, кто только желал на нее взглянуть, шагаю в «Таргет». Это единственное место в Кольме, открытое допоздна. В магазине сияет ослепительный свет. В дверях девушка протягивает мне корзину, взамен даю ей объявление. Она вытаскивает из кармана очки, рассматривает фотографию и говорит:
— Красивый ребенок. Воображаю, каково это. Что, уже целая неделя? Ну, она уже наверняка где-нибудь в канаве.
Я бреду по широким проходам, раздавая листовки десяткам праздношатающихся. В какой-то момент понимаю, что вижу перед собой игрушечный набор «Спокойной ночи, Барби», где мечта всех девчонок предстает в теплой пижаме и пушистых шлепанцах, с прозрачной сумочкой на локте. В сумочке лежат расческа, шампунь и крошечная сеточка для волос. Кладу Барби в корзину. Внезапно эти яркие цвета, что еще на прошлой неделе казались мне грубыми, становятся невероятно притягательными. Бросаю в корзину красный мячик, фиолетовую скакалку, настольную игру под названием «Финансист» и собачку на батарейках, которая ходит, лает и перекатывается через спину. Даже игрушки «специально для девочек», всегда мною ненавидимые, кажутся вдруг заманчивыми — кухонная плита, кукольный домик «Барби-Малибу», микрофон в стиле «Спайс герлс».
Несу все к кассе, когда внимание привлекает экран телевизора в отделе электротоваров. Справа от Лесли Грей, в маленьком окошечке, появляется изображение Эммы.
— Мартин Руз, бывший учитель английского и коллега Джейка Болфаура, был доставлен в полицию для допроса. В феврале прошлого года Руза отправили на излечение в психиатрическую клинику, откуда его вскоре выписали.
Я знаю Руза — после развода он пытался покончить с собой, из-за чего и попал под наблюдение врачей. Джейк пару раз приглашал беднягу на ужин. Мартин поразил меня: этот глубоко подавленный человек пытался скрыть печаль, отчаянно шутил и немедленно мне понравился — так же как и Эмме, для которой после десерта выстроил на полу гостиной внушительный карточный домик. Готова поклясться, что он никак не связан с ее исчезновением — ничто в нем не показалось мне странным или недостойным доверия, — но затем понимаю, что уже не могу быть уверена ни в чем. Не сомневалась, что Эмма в безопасности со мной; не сомневалась, что, когда Джейк вернется из Юрики, мы станем счастливой семьей. Все, что я знала, превратилось в бессмыслицу.
Подросток лет шестнадцати, в красной футболке, — консультант из отдела мобильных телефонов — смотрит на экран. Судя по бейджику, его зовут Пит.
— Что-то ищете?
— Нет, спасибо.
Пит снова переводит взгляд на телевизор.
— Моя мама говорит, шоу затеял отец девочки. Слишком уж все удачно сходится — он уехал из города именно в тот день, когда ребенок пропал. А спорим, что виноват чокнутый учитель английского. Как думаете?
Мир начинает вращаться, и я опираюсь о прилавок.
— Вы в порядке? — Пит готов поддержать меня.
Ставлю корзинку и пробираюсь к выходу.
— Эй, — окликает парнишка, — эй, вы будете все это покупать или нет?
Парковка почти пуста. Неоновая реклама отбрасывает зловещие блики на мокрый асфальт. К двери направляется женщина, толкая перед собой вереницу магазинных тележек. Их, должно быть, штук двадцать — длинная красная змея, дребезжащая на ходу. Машина, битком набитая подростками, несется к выезду с парковки и резко поворачивает, чудом избежав столкновения с тележками. Женщина грозит кулаком и чертыхается, водитель кричит в ответ что-то нецензурное, и сквозь опущенные стекла машины доносится обрывок мелодии. Снова та же песенка.
Несколько лет назад мне случилось поехать в Нью-Йорк с подругой, в честь ее тридцатилетия. Там жил человек, которого я знала со времен колледжа и когда-то отчаянно любила. Мы не общались уже давным-давно, у меня не было ни его адреса, ни телефона, и все-таки это не мешало высматривать его повсюду — в кафе, в зрительном зале Линкольн-центра, в парке, в вагоне метро.
Дважды казалось, что вижу его, но когда подходила ближе, выяснялось, что это кто-то другой. Я начала сомневаться, что вообще способна узнать его после десяти лет неведения. Что, если он растолстел, коротко подстригся или воспылал любовью к строгим костюмам? Не обманываю ли я себя, думая, что способна узнать свою бывшую привязанность по изгибу бровей или характерному жесту? Кого ищу — воспоминание десятилетней давности или реального человека? Что, если мы уже разминулись, не узнав друг друга, — может быть, сидели рядом в ресторане или столкнулись на улице.
Теперь повсюду Эмма — каждый раз, когда сворачиваю за угол; каждый раз, когда открываю дверь квартиры; каждый раз, когда выхожу на набережную. Обыскиваю парки и детские площадки, рестораны и кинотеатры. Грязные мотели Тендерлойна, четырехзвездочные гостиницы на Юнион-сквер, хаос Чайнатауна и стильные кафе Норт-Бич. От моего взгляда не ускользает ни одна девочка, хотя бы отдаленно похожая на Эмму. Брожу по холмам Ной-Вэлли, заглядывая в глаза детей на велосипедах, обхожу городские больницы и рассматриваю хмурые личики в залитых ярким светом приемных, рыскаю по Окленду.
Утром десятого дня я еду в Пойнт-Рейс, поднимаюсь на маяк и оглядываю пляж при помощи бинокля. Спускаясь, каждую секунду ожидаю увидеть маленькую руку или ногу, торчащую из темного угла. На одиннадцатый день прочесываю закусочные Ричмонда и переполненные центральные улицы Сансет. Десять часов, разъезжаю с места на место — пересекаю город по всем направлениям как сумасшедшая и раздаю мелочь. На двенадцатый день обыскиваю метро, на тринадцатый — район Калтрейн.
На четырнадцатый день отправляюсь на пристань и сную среди туристов. В то время как они покупают открытки и соленые ириски, я заказываю краба и сижу в придорожном кафе, наблюдая за толпой. Лица прохожих приобретают зловещие черты. Замечаю мужчину, выходящего из сувенирного магазина; ему за пятьдесят, бледное лицо, джинсы и бесформенный свитер. Следую за ним, хотя и понимаю, что это бессмысленно. Шансы на то, что мой поднадзорный — похититель, равны одному на двадцать миллионов. Знаю, что веду себя неразумно, все-таки не могу остановиться. Иду за ним по пятам, но не настолько близко, чтобы привлечь внимание; доходим до Жирарделли-сквер, там в небольшом заведении он берет чашку кофе и лимонный пирог, затем отправляется на пирс, усаживается на скамейку и читает «Кроникл». Наконец прибывает паром, и на берег сходят пассажиры. Красивая итальянка в ярко-красной шляпке проталкивает к «объекту» сквозь толпу. Они обнимаются, и мнимый злодей протягивает сверток в подарочной упаковке. Бреду прочь, доморощенный сыщик, такой растерянный и глупый.