— Может быть, тогда вы еще не были готовы, — отвечает доктор Шеннон. — А теперь?
— Наверное, готова.
Она переводит взгляд на мои ноги, затянутые в черные сапоги до колен.
— Возможно, вам стоит разуться и устроиться поудобнее.
Стаскиваю сапоги, ставлю под кресло и с досадой замечаю, что второпях надела разные носки.
— Хорошо. Теперь введу вас в состояние полной релаксации, а потом попрошу рассказать о том дне на пляже. Проснувшись, вы сможете припомнить все в мельчайших подробностях. Быть может, ощутите некоторые физические изменения — например, легкость или, наоборот, тяжесть во всем теле. — Шеннон заглядывает в свои записи. — По телефону вы сказали, что хотите детально вспомнить тот день, когда исчезла девочка. Так?
— Да.
— Хотите припомнить что-то конкретное?
— Больше всего интересуют минуты, предшествовавшие исчезновению Эммы. Вскоре после того как мы приехали на пляж. Может быть, номера машин. Люди на парковке. Особенно та парочка в «фольксвагене». От особых примет их машины я бы тоже не отказалась.
— Для начала закройте глаза, — говорит доктор Шеннон. Потом начинает говорить низким, ровным голосом. Говорит, что мне удобно, я устала, а память похожа на глубокое, теплое море. Призывает довериться ей и тут же приказывает нырнуть.
Сначала ничего не происходит. Доктор Шеннон продолжает говорить, глухо и монотонно. В какой-то момент чувствую, как тело становится легче, словно я покоюсь на плаву.
— Вернитесь мысленно к тому дню на Ошен-Бич. Вы на парковке с Эммой. Расскажите, что видите.
— Оранжевый «шевроле». Внутри сидит мужчина и читает газету. Стекла опущены. На передней панели изображение гавайской девушки.
— Хорошо. Что еще?
— Дорожку пересекают муравьи. Эмма останавливается поглядеть. Они тащат мертвого краба. У Эммы желтое ведерко и красная пластмассовая лопатка. Синие туфельки. Она начинает топтать муравьев.
— Хорошо, — говорит доктор Шеннон. Голос у нее негромкий и мерный. Картина становится все более живой, и меня захлестывают воспоминания. Гул машин на шоссе. Туман, похожий на сон. Пузырьки пены и полусмытый замок на песке, с единственной уцелевшей башней. — Давайте ненадолго задержимся на парковке, — говорит доктор Шеннон. — Не торопитесь.
Вижу веревку, огораживающую край парковки, где крошится асфальт. Берег оползает.
— Калифорния валится в океан, — говорю словами матери, вспоминая ее излюбленное присловье. В детстве я часто смотрела на карту Америки, которая висела на стене отцовского кабинета, и представляла себе, как континент разламывается вдоль калифорнийской границы и целый штат уплывает по волнам.
— Что еще видите на парковке?
— Желтый «фольксваген», в каких часто ездят хиппи. Из окошка смотрит женщина, улыбается и машет Эмме. Дверца со стороны водителя открыта, там стоит мужчина, босой, без рубашки и натирает воском доску для серфинга.
— Как выглядит этот мужчина?
— Симпатичный, небритый, светловолосый, с сильными руками. Подмигивает Эмме и говорит «привет». Она смотрит на меня, я незаметно стискиваю ей руку, и девочка делает то же самое. Наша кроха очень сильная — все ладошки в мозолях от велосипедного руля. Эмма говорит: «Привет». Мужчина замечает, что погода прекрасная. Один зрачок у него больше другого.
— Который?
— Левый.
— Опишите «фольксваген».
— Бледно-желтый. Проржавевший снизу.
— Вы сказали, на окнах висят занавески. Какого цвета?
— Синие, с маленькими красными бомбошками по краям. Одно стекло треснуто и заклеено скотчем.
— Очень хорошо. Еще что-нибудь?
— Под окном, из которого выглядывает женщина, на бампере налеплена наклейка. Большие белые буквы на синем фоне, но мне видно только одну из них. Это буква «Т». И маленькая фигурка серфингиста над ней.
— Хорошо. Теперь обойдите «фольксваген» сзади. Видите номер?
Вижу место, где должен быть номер, вижу черную прямоугольную табличку, но больше ничего.
— Какого цвета табличка?
Ладони потеют, ноги перестают чувствовать. Понимаю, что номер машины — это очень важно, но ничего не могу разглядеть. К моей руке прикасается теплая ладонь.
— Все в порядке, — говорит доктор Шеннон. — Посмотрите на мужчину. Опишите его.
— Коротко стриженные ногти, на руке браслет — тонкая серебряная цепочка с какими-то побрякушками, на груди татуировка в виде волны, возле соска овальное родимое пятно.
— Есть другие татуировки?
— Нет.
— Шрамы?
— Кажется, нет.
— Хорошо, Эбби, теперь сосредоточьтесь на доске.
— Длинная, красная, прислонена к двери машины.
— На ней что-нибудь изображено?
— Да, в самом центре. Какое-то насекомое.
— Какое?
— Нет, не насекомое, а лягушка. Золотая лягушка.
— Что-нибудь написано?
— Я вижу какую-то гравировку. Наверное, название фирмы.
— Что это за слово?
— Не могу разглядеть.
— Все равно вы молодец, — говорит доктор Шеннон. — Давайте поговорим о женщине. Как она выглядит?
— Блондинка. Старше, чем мужчина, очень худая и смуглая. И немного странная, как будто слегка не в себе.
— Почему она кажется странной?
— Не знаю, это просто мое ощущение.
— Можете сказать что-нибудь еще, Эбби?
Напряженно думаю, но больше ничего в голову не приходит.
— На парковке стоит другой транспорт?
— Да. Почтовый фургон и мотоцикл.
— Какой мотоцикл?
— Красный. Возможно, «хонда».
— На нем кто-нибудь сидит?
— Нет.
Доктор Шеннон еще несколько минут задает вопросы, на которые ответы найти не получается. Я пытаюсь подобраться поближе к серфингисту, но каждый раз, когда делаю шаг вперед, он словно отдаляется и становится менее отчетливым.
Снова прикосновение руки.
— Пора подниматься на поверхность, Эбби. Мы в моем кабинете. А теперь, пожалуйста, медленно откройте глаза.
Доктор Шеннон придвигается ближе. От нее слабо пахнет сигаретами. Мне кажется или в воздухе действительно тонкая струйка дыма? Она выпускает мою руку и начинает что-то записывать в блокноте.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Это и был гипноз?
— Да.
— А я ничего не чувствовала.
— Так и должно быть.