— Вы уверены? — спрашивает Уиггинс.
— На сто процентов.
Мысленно я проходила через это миллион раз. Представляла себе, как нужным тоном произношу некую значительную фразу, которая заставит похитителей осознать всю бесчеловечность содеянного. В мечтах неизменно клеймила их жестокими, но справедливыми словами. А теперь у меня сдавливает горло и пересыхает во рту.
Выходим в коридор, идем обратно, в комнату с кондиционером, где громко урчит древний холодильник.
— Что теперь?
— Отвезу вас обратно в мотель, — отвечает Уиггинс. — Можете собирать вещи и возвращаться в Калифорнию.
— А они? Тедди и Джейн?
— Против них будет выдвинуто обвинение, после чего обоих экстрадируют. Я позвоню вам и сообщу подробности.
На улице идет мелкий дождь. Слышу, как он шлепает по листьям деревьев, по асфальту. Мы на краю света. Несколько акров цивилизации в самом сердце джунглей, неуклонно сжимающих кольцо. В отдалении видны горы, нежно-коричневые на фоне белого неба.
Уиггинс распахивает передо мной дверцу джипа, потом забирается сам.
— «Дельта-687», — говорит он, заводя мотор.
Это похоже на некий секретный код, я воображаю полдесятка правительственных агентов, которые внимательно прислушиваются к словам Уиггинса и принимают какие-то важные решения. Интриги международного масштаба с участием Уиггинса и, судя по всему, Ника страшно далеки от моей жизни. Настолько же далеким несколько месяцев назад казался мир серфинга, и я снова задумываюсь над тем, что один-единственный момент на Ошен-Бич изменил и непоправимо перевернул мою жизнь.
— Что вы сказали?
— «Дельта-687». Самый удобный рейс. Завтра утром, в десять.
— О! А я думала, вы…
Уиггинс трогается с места и смотрит на меня.
— Что?
— Ничего.
Смотрю на быстро меняющийся пейзаж за окном — горы, буйная зелень, крошечные домики, грязные проселочные дороги. Мне кажется, я буду скучать по всему этого. Буду скучать по Коста-Рике.
Завтра двадцать второе июня. Завтра поеду домой.
Прохладный день на побережье в преддверии шторма. Всего три часа, но уже темно, как вечером. Надвигается ураган «Берта», и мама отправила нас с Аннабель в магазин. Тележка наполнена бутылками с питьевой водой, жестянками с супом и консервированным тунцом. Плюс два новых фонарика и десяток батареек. С полок сметено все, подходы к кассе забиты перепуганными покупателями. Очередь тянется через весь магазин. Парень впереди, чья тележка нагружена упаковками лапши, пивом, несколькими роликами скотча и коробкой свечей, оборачивается и улыбается мне. У него короткие темные волосы. Футболка с эмблемой Университета Аризоны.
— Волнуешься? — спрашивает он.
— Почему?
— Из-за урагана.
Аннабель таращит глаза и дергает меня за руку. Жму плечами.
— В общем, нет.
— Это мой первый ураган, — говорит парень. — Я лишь недавно сюда переехал.
И пялится на мои ноги. Он уже достаточно взрослый, и ему не следует так смотреть.
— Может, посоветуете что-нибудь?
— Доски, — говорю. — Скотч не поможет.
Новичок явно не понимает.
— Доски на окна, — вмешивается Аннабель, и ее тон подразумевает, что перед нами самый тупой человек в мире.
— Нужно забить окна фанерой, — объясняю. — Скотча хватит ненадолго.
«Самый тупой человек в мире» переминается с ноги на ногу; футболка слегка задирается, и делаются видны темные волосы у него на животе. Случайный знакомый перехватывает мой взгляд и ухмыляется.
— Что-нибудь еще?
По моему лицу течет пот, но я не обращаю на это внимания. Игра мне нравится. Вытаскиваю из его тележки свечи.
— Ты решил устроить романтический ужин?
Он моргает.
— А ты набиваешься на приглашение?
— Приглашаешь?
Аннабель скрещивает руки на груди.
— Ради Бога… — цедит сестра.
— Нет, я серьезно, — настаивает парень, наклоняясь ко мне. — В чем проблема со свечами?
— Ураган — это не пикник. Вам нужны специальные лампы и фонарики. — Бросаю свечи обратно в тележку и указываю на единственную бутылку с водой. — И запаситесь питьем, если не хотите хлебать из соседского бассейна. В последний раз водопровод не работал девять дней.
Очередь движется. Парень бедром подталкивает тележку вперед.
— Короче, я совершенно не готов. И мне нужен персональный консультант по ураганам.
— А сколько будешь платить?
— Договоримся. — Он кладет теплую ладонь на мое плечо, просовывая палец под бретельку топика.
— Господи, — ворчит Аннабель. — Она же несовершеннолетняя.
— Не обращай внимания на мою сестру, — говорю.
Через несколько минут сосед по очереди помогает мне загрузить пакеты с продуктами в багажник. Аннабель стоит в стороне, со скрещенными на груди руками, и смотрит на нас. Над парковкой тревожно кружат птицы; светофор на Хиллкрест-роуд мотается туда-сюда на ветру. Когда покупки убраны, парень захлопывает дверцу и протягивает руку:
— Рамон.
— Эбигейл.
Он на несколько секунд задерживает мою ладонь в своей.
— Итак. Если я попрошу у тебя номер телефона, меня не отправят за решетку?
Аннабель хватается за живот, корчится в притворной агонии и делает вид, будто ее тошнит.
— А почему бы тебе самому не дать телефон?
Если он позвонит, на вопросы родителей ответить будет нелегко.
Новый знакомый лезет в задний карман джинсов, достает кожаный бумажник и протягивает визитку. Надпись на ней гласит «Рамон Гуттиэрес. Художественная фотография». Прячу визитку в карман и открываю дверцу.
— Лезь в машину, — приказываю Аннабель, уже готовой сорваться с места и надавать Рамону пинков.
Сестра делает непристойный жест и говорит:
— Совращение несовершеннолетних, вот как это называется.
Рамон не обращает на нее внимания. Ждет, пока она не сядет в машину, потом принимается оттирать носком ботинка масляное пятно с асфальта, после чего негромко спрашивает:
— Ты позвонишь?
— Да.
Я не понимала тогда, что это начало чего-то важного; один выбор ведет к другому, и так далее; отдельное взятое и на первый взгляд ничего не значащее решение способно перевернуть все. Тогда я не знала, что эта минута изменила течение моей жизни и на протяжении пятнадцати лет после гибели Рамона мне предстоит искать человека, который будет любить меня так же сильно. Только теперь я понимаю — эти поиски привели к Джейку и Эмме.