— По-моему, она вообще не меняется, — усмехнулся Шаран. — Кто был «крысой», тот «крысой» до конца дней своих и останется. И наоборот. Ты правильно сделал, что выставил Василевского вперед.
— Знаю! Но хватит болтать, иди к Сарчиму, я доложу о принятом решении Лавричу и выйду к Кочуру. Тогда и начнем синхронное выдвижение.
— Понял. До встречи в прекрасной, богатой и цветущей деревне Гала?
— Да, Гнат. Когда-нибудь она вновь будет и богатой, и цветущей, только без русских, евреев, мадьяр, поляков и прочего мусора. Когда здесь будут жить украинцы.
— Так ты же сам русский!
— Это мне отец фамилию подарил, он был полукровка, но с русской фамилией, мать же с Западной Украины, я уже подал бумаги и скоро получу документы на Георгия Шмеля.
— Ясно. Пошел я.
— Удачи.
— Взаимно.
Шмелев связался с ротой.
— На связи! — ответил командир.
— Лавр! Шмель!
— Да понял я, что Шмель! Говори!
Шмелев просто доложил о принятом решении.
Федор Лаврич, ярый нацист, прадед которого лично знал Степана Бандеру и даже обретался где-то в его окружении, выслушав взводного, сказал:
— Решение утверждаю. Действуй, Шмель!
— До связи, Лавр!
— Давай! Ни пуха!
Шмелев не стал посылать Лаврича к черту. Тот шуток не понимал совершенно и мог отреагировать непредсказуемо. Он забрал автомат и двинулся ко второму отделению, которое перешло ближе к роще. Ровно в 3.35 основная часть банды карателей начала обходной маневр.
Середин и Шрамко осмотрели полуразрушенный дом. Место, с точки зрения обзора подступов от дороги и реки, идеальное, вот только ненадежны сохранившиеся стены и балки перекрытия в большой комнате, где имелись два окна. Вернее, два оконных проема, ни рам, ни тем более стекол в частично уцелевших домах Галы не было. Не было и ни одного целого дома.
Середин прошел к оконному проему:
— Обзор отсюда изумительный. Дождь кончился, все поле до дороги просматривается.
Шрамко сел на непонятно как оказавшийся в комнате ящик из-под водки.
— Интересно, сдал нас Щербина?
— Он вряд ли, вот только главарь банды карателей, которых Кучеренко вывел в овраг, наверняка понял, как было дело и что твой зам не брешет.
— А это значит, скоро взвод роты «Буг» придет в гости.
— Их двадцать рыл, если считать водителя «шишиги» и главаря. Нас двое. Расклад не в нашу пользу.
— Будь на твоем месте другой, никакого отряда не потребовалось.
— Будь на моем месте другой, вообще ничего не было бы.
— Тоже верно.
— Смотрю, Диман, настроение у тебя хреновенькое, — заметил Середин, глядя на Шрамко.
— А какое оно может быть? Ведь теперь я предатель своей страны, хотя, сам знаешь, не предавал.
— Неужели ты думаешь, что Кучер планировал только меня взять?
— А кого еще?
— Да он бы и тебя подставил. Взять офицера ополчения — это хорошо, но мало. Другое дело, и офицера взять, и предателя в собственных рядах разоблачить. А именно предателем заведомо планировал Кучеренко тебя выставить. Более того, он все представил бы так, что ты вышел на меня, дабы сдать вам свой пост и уйти на нашу сторону. А он такой крутой, разгадал замысел противника. Так что, Диман, СБУ держало бы нас до трибунала в одной камере. Но меня еще могли обменять, а вот тебя нет.
— Да ну все к черту! А ведь мне оставалось служить меньше двух недель.
— Ситуация изменилась, и в ВСУ ты уже не служишь.
— Но не надейся, что я перейду на вашу сторону.
— Да мне без разницы, перейдешь или нет. Черт, я же дал отсрочку переговоров с заместителем. Да и с комбатом надо бы поговорить. Ты посмотри пока за местностью.
Шрамко перешел к проему, а Середин отошел к стене и достал портативную радиостанцию.
— Второго вызывает Первый! Как слышишь?
— Я — Второй! Ну, наконец-то, я не знал, что и думать.
— Все нормально, Второй.
— Где ты?
— Недалеко. Посмотри на карту, поймешь, где.
— Да я уже понял. Ты в безопасности?
— Ну, если не считать, что метрах в двухстах банда карателей в двадцать рыл, то в безопасности.
— Тебе известно точно, где находится эта банда?
— Известно.
— Дай координаты, наводчик Рубко поработает по базе из пушки БМП.
— А вот теперь слушай меня внимательно. Что бы ни происходило там, где я нахожусь вместе с другом, огня без команды по противнику не открывать.
— Да меня уже комбат предупредил. И приказал выяснить, где ты, твой друг и в порядке ли вы.
— Он на базе?
— Нет, ближе, на соседнем объекте.
— Так я смогу и по рации достать его?
— Можешь, если он не ушел в «обратку», но до утра вряд ли уйдет.
— Понял!
— Послушай, Первый, двадцать против двоих — это слишком много.
— Я же сказал, ни во что не вмешиваться, нести службу на блокпосту в режиме боевой готовности «Военная опасность». Но не более. Мы как-нибудь разберемся тут. Выходить будем на второй объект, как только убедимся, что отход возможен.
— Понял! Я рад, что ты жив.
— А я рад, что ты рад, но все, Второй, до связи!
— До связи!
Середин, переговорив с заместителем, вызвал командира батальона, особо не надеясь, что тот ответит в столь поздний или ранний, для кого как, час. Но подполковник Черненко ответил:
— Остов!
— Я — Заслон-3!
— Середин?
— Я.
— Живой?!
— И невредимый.
— Где ты находишься, сказать можешь?
— Лишь то, что недалеко от поста.
— Понятно. Шрам с тобой?
— Со мной.
— Он не хочет поговорить со мной?
— Сейчас узнаю. — Середин отставил рацию и спросил у Шрамко: — Диман, с училищным ротным поговорить не желаешь?
— О чем?
— Значит, не желаешь, так и передам.
— Постой! — остановил друга Шрамко. — Поговорю, все ж он не последний человек в нашей жизни.
Роман передал Шрамко рацию, сам занял место у проема. Никакого движения в поле у оврага не заметил. Часы показывали 3.02.
— Я, командир, — сказал в рацию Шрамко.
— Ну, здравствуй.