Остин дал Завале разрешение на спуск.
Через окна Б-3 водолазы увидели перевернутые лица экипажа и съемочной группы, мелькнули части корабля, небо, и иллюминаторы покрылись зелеными пузырями и пеной. Б-3 взметнул прозрачную воду и ушел в глубь, в промежуток между двумя большими волнами.
Из динамика, установленного на палубе, послышался голос Завалы с металлическим оттенком:
– Спасибо за мягкую посадку.
– Эти крановщики сумели бы окунуть пончик в кофе, – сказал Остин.
– Не надо про кофе и другие жидкости, – ответил Завала. – У нас baño [9] снаружи.
– Прошу прощения. В следующий раз получите каюту первого класса.
– Я высоко ценю это предложение, но сейчас моя главная забота – чтобы мы не промочили ноги. Следующая остановка…
Лебедка стравила пятьдесят футов троса, и батисфера остановилась для последнего осмотра и проверки. Завала и Кейн проверили наличие влаги, обращая особое внимание на швы у дверей.
Не обнаружив ни одной течи, Завала быстро проверил запас воздуха и системы циркуляции и связи. Огоньки индикаторов показывали, что электронные нервы и легкие батисферы работают нормально. Он вызвал вспомогательное судно.
– Задраено наглухо, Курт. Все системы работают штатно. Готовы, док?
– Погружение! – скомандовал Кейн.
Пенные руки моря обняли батисферу, как своего долгожданного обитателя, и теперь только цепочка пузырей на поверхности показывала, где полый шар и его пассажиры начали путешествие в царство Нептуна на глубину в полмили.
Пассажиры Б-3 были заперты в стальной тюрьме, из которой не выбрался бы и Гарри Гудини, а их изображения вольно странствовали по планете. Пара миниатюрных камер, укрепленных на внутренней стене батисферы, по волоконно-оптическому кабелю передавали изображение на главную антенну «Биба», а оттуда передача шла на спутник связи и немедленно транслировалась в многочисленные лаборатории и аудитории всего мира.
За тысячи миль от Бермуд красно-белый коммуникационный буй в пустынном районе Тихого океана передавал изображение на триста футов под поверхность, в тускло освещенное помещение. Ряд светящихся телеэкранов, размещенных на полукруглой стене этого помещения, демонстрировал зеленоватую картинку: мимо камер проносились стаи рыб, как конфетти на ветру.
Примерно десять мужчин и женщин собрались у единственного экрана, который не показывал морское дно. Все смотрели на сине-черный шар с надписью «НУМА». На их глазах эту картинку сменило изображение внутреннего помещения батисферы и двух ее пассажиров.
– Я-хуу! – крикнула Лоис Митчелл, вскидывая руки. – Док в пути, и на нем его счастливая шапка!
Все присоединились к ее аплодисментам, но потом в помещении стало тихо: заговорил Макс Кейн; его слова и изображение были не вполне синхронизированы. Он наклонился к камере, и ее линзы слегка исказили его нос и щеки.
– Всем добрый день! Меня зовут Макс Кейн, я директор Морского центра Боунфиш-Ки и веду передачу из копии батисферы Биба – Бартона.
– Доктор не упустит возможности упомянуть про свою лабораторию, – заметил седовласый мужчина, сидящий слева от Лоис.
Кейн продолжал:
– Мы в бермудских водах и собираемся повторить историческое погружение Биба – Бартона в 1934 году на глубину в полмили. Это третья по счету батисфера, поэтому мы сократили ее название до Б-3. Водителя батисферы зовут Джо Завала, он пилот подводных аппаратов и морской инженер-механик из Национального агентства подводных и морских исследований. Джо создал эту батисферу.
Завала установил прибор голосового контроля, который позволял водолазам менять изображение камер. Его лицо сменило на экране Кейна, и он начал описывать технические новации в конструкции Б-3. Лоис слушала краем уха, ее больше заинтересовало красивое смуглое лицо инженера, чем его рекламное выступление.
– Завидую доку, – произнесла она, не отводя взгляда от Завалы.
– Я тоже, – сказал седовласый мужчина, морской биолог по имени Фрэнк Логан. – Какая замечательная возможность для ученого.
Лоис слегка улыбнулась одними уголками губ, словно какой-то тайной шутке. Ее желание провести время в тесной батисфере с красавчиком Завалой не имело никакого отношения к науке. Ну, разве что к биологии.
Камера вернулась к Кейну.
– Отличная работа, Джо. Сейчас я хотел бы поблагодарить всех, кто сделал этот проект возможным. «Нэшнл джиогрэфик», Нью-йоркское зоологическое общество, правительство Бермуд… и, конечно, НУМА. – Он приблизил лицо к камере и стал похож на улыбающегося морского окуня. – Я хотел бы передать свои лучшие пожелания обитателям морского дна.
В помещении раздались возгласы и аплодисменты.
Логан, обычно молчаливый и сдержанный, как типичный житель Среднего Запада, на этот раз взволнованно хлопнул себя по бедрам.
– Ого! – воскликнул он. – Приятно, что док вспомнил о нас, все еще трудящихся в этом гробу. Жаль, что мы не можем ему ответить.
Лоис сказала:
– Технически это возможно, но неразумно. Для всего мира этой подводной лаборатории просто не существует! Мы, вероятно, всего лишь строка в правительственном бюджете, хитроумно замаскированная под покупку для флота стульчаков по пять тысяч долларов за штуку.
На губах Логана появилась улыбка.
– Да, я это знаю. И все равно жаль, что нельзя поздравить дока. Не представляю, кто заслуживает этого больше – после всего, что он сделал. – По выражению лица коллеги он понял, что допустил ошибку, и поэтому добавил: – Вы, Лоис, заслуживаете величайшей благодарности. Именно ваша работа приблизила завершение проекта «Медуза» и позволила Максу совершить это погружение в батисфере.
– Спасибо, Фрэнк. Все мы отказались от нормальной жизни, чтобы попасть сюда.
В комнате тихо прозвенел гонг; телевизионный экран позеленел, и на нем появилось нечто напоминающее бриллиантовую диадему на темном бархате.
– Кстати об административных обязанностях, – с сухой улыбкой добавил Логан, – прибывает ваша компания.
Лоис наморщила нос.
– Проклятие. Я бы хотела полностью увидеть погружение дока.
– Приведите гостя сюда и досмотрите шоу, – предложил Логан.
– О нет! Избавлюсь от него побыстрее, – сказала Лоис, вставая.
В Лоис Митчелл было почти шесть футов роста, и к сорока годам она набрала больше фунтов, чем хотела бы. Чувственная фигура под мешковатым тренировочным костюмом не вполне соответствовала современным представлениям о красоте, но художник прошлого восхитился бы изгибами ее тела, сливочной кожей и тем, как падают на плечи густые черные волосы.
Она вышла из аппаратной и по спиральной лестнице спустилась в ярко освещенный коридор. Трубообразный коридор соединялся с небольшой комнатой, где у приборной панели стояли два человека и глядели на тяжелую двойную дверь.