И еще я знал, чего хочет Виктор теперь. Знал, чего хочет Роуз. Эти Ромео с Джульеттой, полные жизни и огня, мечтали о смерти, уверенные, что в смерти родятся заново.
Роуз сидела, притулившись к Виктору, в большом кожаном кресле. Он нежно обнимал ее. Лицо девушки побледнело от усталости, казалось, она вот-вот лишится чувств. Ей явно требовался отдых.
Но мне надо было еще кое-что им сказать. К чему тянуть?
Я поднялся и потянулся. Голос словно бы безмолвно поторапливал меня, но чепуху не молол. Подойдя к каминной полке, я положил на нее руки и уставился на пляшущее газовое пламя.
До рассвета оставалось уже недолго.
Приличия ради я попытался представить, какой может стать жизнь этой парочки, если мы откажем им в Темном Даре. Но тут и думать было нечего. Совершенно нечего. Как бы я смог жить дальше с таким решением на совести? Да и им бы наверняка не хватило бы ни душевных, ни умственных сил оправиться после такого отказа.
И все же я был просто обязан все взвесить и хорошенько обдумать. Вот и взвесил. Я знал, как страдает Роуз, как винит себя за все обрушившиеся на нее несчастья – хотя ее вины в том не было никакой. Знал, как страстно они с Виктором любят друг друга. Эта связь будет придавать обоим сил еще много веков – а ведь теперь мне надлежало думать обо всем нашем племени по-новому. Хватит считать, будто мы прокляты – мы никогда не были прокляты! Довольно самоугрызений и отвращения к себе. Довольно бесцельно барахтаться в океане вины, безысходности и тщетной борьбы со своей природой! Теперь я должен видеть нас так, как нас видят два этих юных создания – живым и восхитительным народом, к которому они мечтают присоединиться.
Словом, пора мне всерьез пересмотреть свои взгляды на собственную мою природу, природу, что я разделяю со всеми Бессмертными.
Я повернулся к Роуз и Виктору.
Роуз встрепенулась. Оба они глядели на меня без отчаяния, но с тихим доверчивым смирением.
– Что ж, ладно, – произнес я. – Если вы желаете принять Темный Дар, быть по сему. Я не против. Нет. Я лишь попрошу, чтобы тот, кто даст его вам, был искусен в этом мастерстве. Если Мариус согласится, то выбор мой падет на него – он непревзойден в этом деле и передает кровь своим отпрыскам много раз, снова и снова, добиваясь тем самым почти совершенства.
В ту же секунду, едва стоило Роуз и Виктору в потрясенной тишине осознать все значение моих слов, с ними обоими произошла невыразимая перемена. Я видел, что у Виктора рвется с языка множество вопросов, но по лицу Роуз разлилось выражение безмолвного достоинства – впервые за все это время. Она снова стала прежней Роуз: Роуз, знающей, что такое счастье, а не дрожащей измученной малюткой, поддержкой которой последние несколько месяцев служит лишь хрупкая и отчаянная вера.
– Мариус подходит и по другим причинам, – продолжил я. – Ему две тысячи лет, и он очень силен. Конечно, найдутся и те, кто гораздо сильнее его, но их кровь обрела почти чудовищное могущество, а его лучше постигать со временем. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю, ведь я пил Кровь Великой Матери и обрел гораздо больше силы, чем стоило бы. – Я помолчал. – Да, пусть это будет Мариус. А старшие могут поделиться с вами кровью потом, таким образом вы получите толику их силы, что будет великим даром уже само по себе.
Эти мои соображения, похоже, глубоко впечатлили Виктора. Я видел, как трудно было ему возразить мне.
– Но, отец, всю свою жизнь я любил Фарида, а Фарид создан сыном Акаши.
– Да, Виктор, – согласился я. – Это правда, но когда Фарид получил кровь Сета, ему было уже сорок пять лет. Ты же еще совсем мальчик, а Роуз юная девушка. Примите же мой совет, хоть я и не настаиваю на нем. Если хотите, можно отложить решение на завтра, и тогда уже в любой момент совершить сам обряд.
Виктор поднялся на ноги. Роуз встала рядом с ним – прямая, уверенная.
– Спасибо, отец!
– Рассвет уже совсем скоро. Вы должны укрыться в подвале.
– Но зачем? Зачем нам теперь прятаться в подвале? – Виктору эта идея пришлась явно не по вкусу.
– Так безопасней всего. Вы же не знаете, что там еще мог натворить Голос.
– Что правда, то правда, – Голос у меня в голове зашелся визгливым смехом.
– Он вполне мог поработить еще каких-нибудь вампиров и заставить их отправить за вами смертных, – сказал я. – Поэтому я хочу, чтобы вы до рассвета отсиживались в укрытии. В этом доме огромный штат охранников-смертных, что очень хорошо, но лучше перестраховаться. Пожалуйста, сделайте, как я прошу. Я же тем временем останусь тут, в этой комнате, тут уже все устроено. Мы очень скоро снова увидимся.
На прощание я прижал обоих к груди в долгом объятии, и они ушли.
Дверь запиралась на обычный кованый ключик и на большой медный засов. Я запер оба.
Ждал, Голос снова возьмется за свое. Но вокруг стояла тишина, слышался лишь тихий, убаюкивающий шелест язычков газового пламени на искусственных поленьях. Эти огни, язычки пламени подчинялись собственному ритму, вели собственный причудливый танец. Когда я выключил свет, помещение погрузилось в приятный полумрак.
Я готовился выдержать натиск Голоса.
Постепенно меня начало одолевать привычное и неизбежное оцепенение. Над Манхэттеном поднималось солнце. Я сбросил ботинки, вытянулся на длинной ковровой кушетке, опустил голову на груду пухлых крошечных подушечек и закрыл глаза.
Перед мысленным взором у меня вспыхнула та же картинка: близнецы. Я словно бы очутился рядом с ними на этой зеленой полянке в лучах теплого солнца. Я слышал жужжание насекомых, роящихся над полями и в зеленой тени дерев. Близнецы улыбались мне, говорили со мной, и казалось – мы говорим так всегда.
А потом раздался плач Голоса.
– Но как мне называть тебя? – спросил я. – Как твое настоящее имя?
И он со слезами ответил мне:
– Так, как она всегда меня называла. Она знала. Меня зовут Амель!
На закате я вместе с Бенджи вышел в эфир. Когда я проснулся, Голос нашептывал мне всякие гадости, но теперь затих.
Мы находились в студии на четвертом этаже, там же, где микрофоны, телефонные линии и компьютеры. С нами были Антуан и Сибель. Антуан занимался телефонами.
Я несказанно гордился своим красавчиком Антуаном, гордился его сочинениями, его игрой на пианино и скрипке, гордился тем, как здорово он управляется со всеми этими современными устройствами – но сейчас было не время для настоящего воссоединения с ним. С этим придется подождать. То, что впредь я уже не упущу его из виду, было понятно без слов. Он – мой отпрыск, я возьму на себя всю полноту ответственности за него.
Однако сейчас меня больше всего занимала передача. Бенджи напомнил мне, что вампиры по всему миру слушают нас сейчас, что даже молодняк, толпящийся у нас под окнами, может ловить передачу при помощи мобильников и что все, что я скажу, будет записано, а запись передачи выйдет в эфир завтра.