Он подцепил вилкой очередной кусочек.
— Понятно.
— Я на пресвитерианской диете.
Тэтчер покачал головой.
— И вы подсели на одну из этих квакерских диет.
— Слушайте, я сбросил двенадцать фунтов. Вам бы тоже не помешало.
Стэплтон с явным удовольствием прожевал еще кусочек.
— Стало быть, вы в данный момент поедаете коровьи мозги.
— Если точнее — мозги теленка с манговым соусом, — ответил Стэплтон с набитым ртом.
— Наверняка вы слышали о коровьем бешенстве, доктор?
Стэплтон сглотнул и одарил Тэтчера убийственным взглядом.
— Допустим, вы правы, Тэтчер. Через двадцать лет — а именно таков средний срок развития болезни Крейтцфельда — Якоба [43] — мы с вами оба в любом случае окажемся в доме для престарелых, — сказал Стэплтон. — Но я-то, по крайней мере, от души посмеюсь.
Он подмигнул и подцепил вилкой кусочек мозгов.
Некоторые зрители скривились и заворчали.
— Профессор Стэплтон, — чопорно изрек Тэтчер, — вы живая иллюстрация к главному тезису моей книги. По какому, извините, естественному сценарию мозги одомашненного, напичканного гормонами и откормленного сосисками, генетически модифицированного теленка стали частью диеты для вас, гомо сапиенс, организм которого эволюционирует уже пять миллионов лет?
Стэплтон покачал головой.
— Прелесть человеческого разума, Тэтчер, состоит в том, что мы не обязаны поступать так или иначе. Люди могут и не совершить всего того, что вы пророчите. Вы о такой вероятности не задумывались?
Тэтчер уставился в пространство. Он вдруг вспомнил о том, как улыбался его сын, бежавший к скользящей стеклянной двери, к бассейну. Он вспомнил, как толстое стекло давило на его ступню, когда он приоткрыл ее ногой…
— Это случится, потому что это может случиться, профессор. Это всего лишь дело времени. Вероятность проявляет себя точно так же, как японская игра пачинко: [44] она всегда заканчивается тем, что шарик попадает в одну из лунок. Если бы речь шла только об одном из нас или о нескольких индивидуумах, тогда человеческие добродетели могли бы сыграть свою роль. Но нас миллиарды. Накопительный эффект нашей пресловутой «свободной воли» с течением времени делает ее неотличимой от инстинкта или предназначения. А поскольку наделенные свободной волей способны на все, они со временем и совершат все, какими бы разрушительными ни были их деяния. Боюсь, мой оптимистичный вывод таков: только упреждающий удар, вследствие которого разумная жизнь будет истреблена, сможет спасти биосферу, которую некогда угораздило подцепить вирус этой самой разумной жизни.
— Есть множество цивилизаций, которым удавалось жить в гармонии с окружающей средой на протяжении тысячелетий, Тэтчер. Как насчет американских индейцев или полинезийцев?
— Полинезийцы импортировали птичьи вирусы, и эти вирусы вдесятеро сокращали численность населения, куда бы их ни заносило, а коренные американцы совершенно случайно оказались на континенте как раз перед тем, как там исчезли самые крупные животные. Но я должен отметить, что самая чистая в экологическом отношении из территорий, где обитает человек, находится в Папуа — Новой Гвинее, жители которой знамениты своей охотой за черепами, что и могло послужить непосредственным вкладом в дивное сохранение биологического разнообразия в тамошней окружающей среде.
— Черт возьми, Тэтчер, хорошенького же вы о нас мнения! — воскликнул Стэплтон.
Тэтчер улыбнулся.
— Как сказал Джонатан Свифт: «Вся моя любовь направлена к отдельным людям, но я с ненавистью и отвращением отношусь к животному по имени человек».
Студенты ответили на эту цитату мрачным смехом.
— Очаровательно. Знаете, вот из-за таких, как вы, люди плохо относятся к энвайронменталистам, друг мой.
— Что ж, не хотелось бы никого обижать, профессор Стэплтон… но энвайронменталисты, в конце концов, тоже люди.
Тэтчер подмигнул студентам.
— Ага. Стало быть, ничего не поделаешь, можно умыть руки.
С дальних столиков донесся более откровенный смех.
— Можно, потому что разницы никакой.
— Бог мой, да вы просто Кассандра!
— Большинство людей, похоже, склонны забывать о том, что, какими бы мрачными ни были предсказания Кассандры, они всегда сбывались.
— Вот только ей самой от этого было мало радости.
— А у меня радости хоть отбавляй, дружище, — ухмыльнулся Тэтчер.
Студенты весело зааплодировали. Им нравилось, как протекает спор.
— Не думаю, что это смешно! — вмешалась Шэрон. — Насколько мы можем судить, вы рассуждаете о конце света.
— Все в порядке, — сказал Тэтчер, милостиво махнув рукой. — Вы совершенно правы, Фрэнк. Вперед! Ешьте ваши мозги. Вот это действительно неизбежно.
Тэтчер пожал плечами и улыбнулся. Все облегченно рассмеялись — все, кроме Шэрон, которая не понимала, как ее учитель может сохранять чувство юмора, говоря о таких серьезных вещах.
— Если, конечно, — добавил Тэтчер, — остров Хендерс не выдумка. — Он подмигнул Шэрон, встал и приветственно поднял пластиковый стакан с пшеничным пивом. — За остров Хендерс!
Все радостно откликнулись на этот тост, после чего в «Грязном Чарльзе» вспыхнули жаркие дебаты.
Тэтчер вдруг заметил в пабе высокого широкоплечего мужчину в строгом костюме и темных очках. Все время, пока Тэтчер и Стэплтон вели научный спор, этот человек сидел за столиком в одиночестве и потягивал кока-колу. В его ухо был вставлен наушник, от которого тянулся тонкий белый проводок и исчезал за лацканом пиджака. Неожиданно мужчина поднялся из-за столика и направился прямо к Тэтчеру.
У Тэтчера часто забилось сердце и закружилась голова. Он не сводил глаз с незнакомца, медленно приближающегося к нему. «Ну вот…» — в отчаянии подумал Тэтчер. До сих пор он свои размышления о случившемся не облек в слова даже для себя самого. Десять дней назад смерть его сына, как выяснилось, стала всего лишь пунктом в статистике несчастных случаев, и даже объятая горем Седона не вздумала обвинить в случившемся Тэтчера. Но он понимал, что все же есть вероятность, что после внезапной гибели мальчика за ним следят, что его подозревают, но при этом помалкивают, чтобы создать у него ложное чувство безнаказанности. Но Тэтчер знал, что у них нет доказательств. Надавив на створку стеклянной двери ногой, он подложил под туфлю бумажный носовой платок, а в аэропорту он этот платок выбросил. Его никак нельзя было связать с тем, что мальчишка утонул в бассейне.