Так что Тюхис всё очень точно рассчитал, решив, прежде чем самому выходить на руководство с докладной запиской о вскрытом им заговоре, вначале провести мощную артподготовку, зарядив нужными фактами самого «принца-инфанта».
– Значит, ребята правду про тебя говорили, что ты король провокаторов, – презрительно гладя в мгновенно похолодевший глаз двуногого пресмыкающегося с изуродованным лягушачьим ртом, констатировал Нефёдов. – Всю жизнь ты из кожи вон лезешь, чтобы выслужится на своей собачьей работе. Только с хозяевами тебе не везёт: не ценят они вашего легавого брата. Вон глаз потерял, а всё шустришь. Неужели ты думал, что я соглашусь участвовать в твоей грязной игре?
– У тебя нет другого выхода, дружище – сладко проворковал Тюхис. – Вспомни об Ольге.
Не выдержав прямого взгляда Нефёдова, Артур отвёл глаз и сочувственно вздохнул.
– Я ведь действительно желаю помочь тебе и ей. Твоя жена всегда была прекрасной женщиной – умной, благородной, тонкой… Представляю, какой ты нашёл её сегодня … Что, она сильно изменилась? М-да-а… Оно и понятно, в последнее время бедняжке пришлось столько страдать! Ты её последняя надежда в этой жизни… Тебе ведь пришлось оставить жену этим похотливым скотам из тюремной больницы, правда? Сочувствую…
Артур снова пригласил Бориса разделить с ним стол. Изольда уже наполнила бокалы вином, порезала на куски огромного фаршированного гуся и удалилась. Артур заткнул за ворот салфетку, взял в руки столовые приборы и неспешно приступил к трапезе. Орудуя вилкой и ножом, он предупредил:
– Имей в виду: женский организм, особенно такой хрупкий как её, не в состоянии долго выносить того кошмара, что творится в наших тюрьмах и лагерях.
После этих слов Борис подскочил к Тюхису, схватил его за грудки и встряхнул так, что у чекиста лязгнули зубы, а бутылка вина на столе опрокинулась, залив белоснежную скатерть тёмно-красным вином, очень похожим на кровь.
– Шкура! Послушай ты, сволочь, если с Ольгой что-нибудь случится, я тебя…
– Убьёшь? – равнодушно подсказал Артур. – Испугал. Может этим ты только окажешь мне большую услугу. Знаешь, каково продолжать жить физическим уродом, после того, как через твой череп рикошетом прошлась пуля? По нескольку раз в сутки пригоршнями закидывать в себя обезболивающее, снотворное, антидепрессанты, прочую химическую дрянь, лишь бы как-то пережить очередной проклятый день…
Борис разжал кулаки, выпуская Артура. Тот оправил на себе пиджак и похлопал лётчика по груди:
– Ну-ну, понимаю. Конечно, такое сделать не просто… в первый раз. Но ты сейчас думай лишь о ней, о том как увезёшь Ольгу из этого проклятого города к морю, как обещал. Я помогу вам двоим тихо исчезнуть для прежних врагов и друзей, по этой части я большой мастак. У вас будет всё, чтобы начать всё с нуля: новые документы, биографические легенды, деньги…
В этом покровительственном похлопывании и тоне Артура чувствовалась уверенность победителя. Профессиональный ловец человеческих душ всё верно рассчитал, устроив Нефёдову свидание с накачанной наркотиками женой перед предстоящим им разговором. Но то, что упрямый одноклассник вдруг снова – тихо, но твёрдо выдавит из себя «нет», его озадачило. Впрочем, удивление чекиста быстро вылилось в ярость.
– Хорошо, тогда я стану присылать твою женщину тебе частями – по большим советским праздникам!
Артур впервые повысил голос. Вообще-то он не любил крика и кровавого мордобоя, предпочитая интеллектуальные пытки. Крушить рёбра подследственному полицейской дубинкой, ломать несговорчивым клиентам пальца дверью – для этого большого таланта не надо. А вот вычислить все болевые точки «пациента» и втыкать в них иголочки – одну за другой – по силам не ремесленнику, но художнику.
Да, таков был его обычный стиль, но только не теперь. Само присутствие человека, которого Тюхис с юности люто ненавидел каждой своей клеточкой, не позволяло ему сохранять разум холодным, как завещал «железный Феликс». Поэтому, к чёрту изощрённую тонкость!
– Что ты предпочитаешь получить вначале – ушко возлюбленной со знакомой родинкой возле мочки или пальчик, на который ты когда-то юношей надел обручальное самодельное колечко, сплетённое тобой из проволоки?
Борис старался говорить ровным твёрдым голосом, чтобы ушлый негодяй не почувствовал его страха за жену.
– Послушай, Артур, зачем ты втягиваешь Ольгу в наши мужские дела? Ведь ты же любил её, я знаю.
– Я и сейчас к ней отношусь особенно, – сказав это, Тюхис как-то сгорбился, потерял выправку, словно пиджак, под которым подломились плечики. Артур отвернулся от Бориса. Отошёл к окну. Он стал убеждённо говорить, даже не столько Нефёдову, сколько самому себе, что в интересах дела надо уметь переступать через личные чувства, иначе ничего не достигнешь. При этом Артур крутил в руках увесистый бронзовый подсвечник в виде статуэтки Наполеона, взятый со стола.
– Впрочем, ты прав, я не стану её убивать, – вдруг передумал он и аккуратно поставил статуэтку на место. – Тюремный врач говорит, что если курс инъекций специальных препаратов продлить ещё дней на десять, пациентка превратится в овощ.
Артур вдруг стремительно пересёк комнату, и с негодованием закричал вмиг осипшим голосом в лицо Борису:
– Да пойми же своим тупым солдафонским умишком: её сознание вот-вот необратимо распадётся на кусочки, как рассыпанная по полу коробка со стекляшками для мозаики! Останется лишь физическая оболочка, а той Ольги, которую мы с тобой знали и оба любили больше не будет, никогда!
Перекошённое лицо калеки дергалось, словно в конвульсиях. На щёки Бориса летела слюна из изрыгающего проклятия в его адрес рта.
– Как же я тебя ненавижу! И почему она выбрала такую примитивную устрицу, как ты!
В глазу «циклопа» заблестела слеза. Поразительно! Но, кажется, серийный убийца и в самом деле чувствовал себя адвокатом, пытающемся спасти невинную жизнь.
Что касается Нефёдова, то чуть ли не в первый раз в жизни он не знал, как ему поступить. С одной стороны он не мог подписать донос на честных людей, но с другой у него всё меньше оставалось решимости в очередной раз ответить склоняющему его на предательство мерзавцу «нет». Ведь это означало бы фактически дать своё согласие на то, чтобы палачи в белых халатах из тюремной больницы своими уколами превратили мозг возлюбленной в труху. И всё-таки он должен был выдавить из себя твёрдое: «Я отказываюсь». От чудовищного внутреннего напряжения на лбу у лётчика вздулась крупная вена, и выступил пот. В голове пульсировал только один вопрос: «Что же делать?!».
Между тем, Артур уже взял себя в руки. Он снова стоял к Борису спиной возле окна, скрестив руки на груди. Следователь рассеянно смотрел на поросший изумрудной зеленью весенний сад. Впрочем, пейзаж за окном не вызывал в его душе никаких эмоций. По некоторым известным ему признакам Артур почувствовал, что приближается очередной кризис. «Надо срочно заканчивать тут, садится в машину, и мчатся домой» – говорил он себе.