Услышал сзади, за спиной, слабый шевелящийся звук, это был шорох в шорохе, обернулся. К ним подходил Мерзляков – технику-интенданту тоже не спалось, разные худые мысли разламывали голову.
– Извини, Игнатюк, – сказал Чердынцев часовому, – продолжай нести дежурство, – сам развернулся, взял Мерзлякова под руку. – Что будем делать, Андрей Гаврилович?
Мерзляков аккуратно покашлял в кулак.
– Давай вначале твои соображения, командир, они главнее моих.
– Моя точка зрения такая – надо создавать партизанский отряд, наводить мосты с местными – без этой связи мы не обойдёмся, – уходить в лес, вглубь, и в каком-нибудь урочище отрывать землянки… Нам нужна хорошая база для зимовки. Вот, собственно, и все мои соображения.
– Мои соображения точно такие же, Евгений Евгеньевич, – сказал Мерзляков.
– Надо только потщательнее изучить карту, которую мы сегодня взяли, найти такую точку, где нас врасплох застать будет нельзя. Лес в этом отношении – наш союзник.
– Согласен.
Они забрались под чердынцевскую плащ-палатку, сверху накрылись плащ-палаткой мерзляковской, раскрыли немецкую карту. Чердынцев пробежался по ней лучом фонарика, осветил зелёное поле, исчерканное короткими волнистыми линиями – обозначение болот и топей. Проговорил задумчиво:
– Вот место, куда немцы никогда в жизни не заберутся. Ни пороху им на это не хватит, ни смелости, ни блата с болотными чертями.
– Здесь хорошо иметь отходную базу.
– А именно?
– Ну, место, куда в случае опасности можно отступить. Схоронка, скрадок, как говорят охотники и бандиты. Тёмный, словом, угол.
– Верно. Но землянки в болотах не отроешь. Нужно место сухое и высокое.
– Инструменты ещё нужны. Как минимум десяток лопат, столько же топоров, две-три пилы, лом…
– Земля пока ещё мягкая, можно обойтись без лома… Только вот где все эти инструменты взять?
– В деревне, Евгений Евгеньевич. Придётся совершить налёт, разметать полицаев и взять то, что нужно.
– Хорошая мысль.
Батарейка в фонарике очень скоро села, свет сделался слабым, обсуждение пришлось прекратить.
А снег продолжал валить с небес – густой, плотный, падал он с прежним неприятным влажным шорохом, рос на глазах, рождал в душе онемение, боль, вопрос: что будет завтра?
Что будет завтра, не знал никто – ни Чердынцев, ни Мерзляков, ни маленький солдат, ни ребята, которые забылись сейчас в недолгом тяжёлом сне под куском брезента…
Через два дня совершили налёт на село Тишкино, выдавили из него взвод немцев-велосипедистов, осевших на зиму в тёплых домах и приготовившихся к безмятежной сытой жизни, прикончили старосту, пытавшегося отстреливаться, с ним – двух наиболее злобных полицаев и ушли, взяв с собой несколько мешков картошки, мяса, муки, лопаты, два лома, шесть топоров, две пилы, а также два молотка с ящиком гвоздей.
Мешки волокли на длинных ветках, оставляя за собой приметный след. Чердынцев беспокоился, что по этому следу их можно будет легко отыскать, но беспокойство его оказалось напрасным – вскоре опять начал падать густой тяжёлый снег, снег этот всё закрыл, сровнял, замаскировал. В общем, куда ушла группа – непонятно, лес-то – огромный, угрюмый, отыскать в нём людей, – даже большой отряд, – труднее, чем иголку в стоге сена.
Разбить базу решили на высоком хвойном берегу реки Тишки, на немецкой карте река эта так и была обозначена – Тишка, выходит, что название села происходило от имени этой спокойной лесной реки. Место было удобное, берег тут круто вздымался вверх, незамеченным ни за что не поднимешься, не окажешься у землянок, и сухо здесь было, и сосны кругом стояли, вековые сосны, под облака – под такими соснами жить будет весело, – и подходы к базе со стороны леса также были прикрыты. Не говоря уже о подходах дальних – там располагалось огромное болото.
Когда утром следующего дня начали рыть землянки, из леса на шум и говор вышел огромный, дурной, потому что его никто никогда не пугал и он, похоже, никогда не видел людей – сохатый.
– Господи! – испуганно, едва слышно прошептал маленький солдат и аккуратно, стараясь не делать резких движений, потянулся к винтовке, повешенной кем-то из рывших землянки бойцов на толстый гладкий сук, снял её и медленно, стараясь, чтобы не скрежетнул, не издал угрожающего железного звука затвор, передёрнул его, загоняя патрон в ствол. В следующее мгновение прозвучал выстрел.
Сохатый, благодушно отвесивший нижнюю губу, с которой свисала длинная тягучая нитка слюны, трубно ахнул, подпрыгнул, замотал рогатой головой, – один рог был наполовину обломан, сбил его дикий зверь в любовном бою с соперником, – попробовал было убежать, но ноги его, сильные, никогда не подводившие, с пружинистыми, крепкими, как сталь, мышцами, отказались повиноваться. Сохатый испуганно заревел, задышал громко, окропляя снег кровью. Раковины ушей у него повернулись туда-сюда, нацелились на маленького бойца, будто стволы дуэльных пистолетов, угрожающе, но ничего поделать с человеком не смогли, большое мощное тело его покачнулось пьяно, заваливаясь набок, – теперь было уже не до бега, теперь бы устоять на ногах, а потом уползти, это зверь понял чётко, до стона, до кровавой красноты в глазах осознал, – напрягся он, но ноги уже не могли удержать грузное тело.
Зверь медленно, со слёзным аханьем, будто человек, опустился на колени – он не понимал, что с ним происходит, не осознавал, что конец близко, вот он, до него уже можно дотянуться мордой, – вздохнул жалобно, слёзно и лёг набок.
– Е-е-есть! – громко закричал маленький солдат. Он вскинул над собой винтовку, потряс ею восторженно, потом вновь передёрнул затвор и выстрелил.
На второй выстрел из ельника выскочил Чердынцев. Рявкнул жёстко:
– Кто стрелял?
– Да вот, лося уложили, – не скрывая радости, произнёс Ерёменко, так же, как и Ломоносов, вскинул над собою руки. – Вы понимаете, товарищ командир, ло-ося!
Чердынцев помолчал немного – решал, ругать или хвалить подчинённых, потом улыбнулся довольно: лосиного мяса хватит на месяц (если экономно, конечно), в звере было килограммов четыреста живого веса, не меньше. За месяц воды много утечёт. Может быть, немцы отступят, откатятся в свой гребной фатерлянд, может быть, Гитлер их, главный хрен в Германии, который всё это затеял, окочурится… Всё может быть.
– Ладно, – сказал лейтенант. – Со стрельбой поаккуратнее. Обстановка в этой местности для нас пока неясная, так что всё может статься. А то, что мясо добыли – молодцы.
С реки принёсся холодный ветер, поднял белый лёгкий сор, забил глаза людям, в сером плотном небе проступило чёрное круглое пятно – обозначилось солнце, точнее, призрак его, тень. Чердынцев глянул на это пятно и зажмурился – очень недобрый знак.
– Морозы грядут, товарищ лейтенант, – сказал маленький солдат. – Такое солнце – самый раз к морозам.