Водители срочной службы имели все шансы вести приличный образ жизни, это выражалось в том, что частые отлучки из полка, а также из города вносили в службу много разнообразия, а зависимость от них тех или иных офицеров — вела к поблажкам с их стороны. Это была почти светская жизнь, согретая южным туркестанским солнцем, где выход на общие построения имел оттенок очередного развлечения и обмена новостями. В остальное время работа просто отделяла их от учебного полка. Объяснительные записки тогда написали все члены караула.
В «объяснительной» Олег написал, что факт пропажи обнаружил не сразу, кто брал — не знает, кто присутствовал на объекте — может не узнать в лицо, что сам пост пожарного инвентаря только находится в зоне видимости — во время обхода его не всегда видно, особенно за подъезжающими машинами. Во взводе ему посоветовали тянуть время, мол, всё утрясется. Приблизительно определили и возможное время ЧП. Кто знал, что тактика выжидания — это не самая слабая позиция в жизни, но подсказанное — не всегда правильное. Ошибки всегда влекут последствия. Не «губа» пугала в тот момент Олега, а неприятная бездна, что вдруг образовалась возле него и то отношение к нему — смотрят сочувственно, как на покойника, или кисло улыбаются, как, например, их командир взвода, лейтенант Бойко. Этому уже точно очередное звание не светит! — «Такое произошло! «ЧП», в моём взводе!»
Днем, осмотрев личный состав автороты, Олег сразу узнал крепко сбитого, светловолосого паренька, который ковырялся со своей машиной поздно вечером и последним ушел.
Все знали, что это плохо закончится, для Олега тем более. И хотя сам факт участия в краже не был доказан, но капитан пообещал, что «все участники» понесут суровое наказание!
«Я лично сам позабочусь об этом!»
В этот момент он был похож на грозного индейского вождя, который призывал Небо в свидетели своей страшной клятвы. Поразительно, но Олег представил свой скальп на поясе в связке рядом с другими окровавленными трофеями этого краснокожего «Большого Брата» — капитана. Ему стало невероятно смешно, груз тяжелых утренних переживаний смыло потоком брани, он уже знал, что нужно сделать. В тот же вечер Олег вынес из солдатской столовой большой разделочный топор, сменил на нем топорище и покрасил его весь в красный цвет. Другой топор для него так же стащили. Тут пострадал другой ангар с боевой техникой. Его также пришлось перекрасить.
* * *
Ночью!..
Когда все утряслось, Олег и старший сержант повесили ещё липкие от краски топоры на место, щит застеклили заново. Часовой проверил пломбу, откозырнул им. Когда и это срослось, то соучастники пошли пить чай в каптерку, чести такой до этого случая рядовой не удостаивался. Существовала большая пропасть между рядовым составом и сержантами. В каптерке Шмыглюк внес предположение, которое ошарашило всех присутствующих. Он утверждал следующее:
— В этом происшедшем имело место ошибка!
Но успокоил!
— А ведь тебе отвечать все равно придется!
Оказывается, что у светловолосого шофера был брат, который отсутствовал на утреннем построении. Он прибыл вечером, сразу хотел что-то предпринять, но было поздно. Интересно, что под утро следующего дня подбросили еще два топора и, что самое занятное, вернули два старых, которые явно были с этого поста сняты.
Утро принесло другие хлопоты и заботы. В этом режим учебной воинской части расслабиться не давал. Бег вокруг жилого квартала (к которому примыкала воинская часть) — два круга: шесть километров, слабое подобие гимнастики, то есть «упражнение номер один» и «упражнение номер два», всё это из примерно-показательных. Потом умываться, завтрак, после поверки утренний развод, а дальше — изучение материальной части, обслуживание этой материальной части, уборка территории. Выглядело это со стороны серо и однообразно, каждый день одно и то же, но выходило иногда ещё хуже — уныло и безобразно.
Если утром, под звуки песни группы «Мираж», солдаты могли радоваться всем невероятным краскам рассвета, то после бега радость сужалась до минимального размера:
«Финиш, и ещё пока жив!»
Если пробился к умывальнику сразу, то потом вырвал несколько минут отдыха, если освежился у колонки раньше, во время забега, то заново воскрес. Позавтракал, заложил энергетический заряд на весь день, завтрак съел залпом — заряд прошел мимо. Потом построение и медосмотр.
На построении только наивный солдат признается, что у него что-то болит!
«Да, «косить» нужно уметь!»
Иначе сержант медицинской службы быстро разоблачит очередного «шланга». В борьбе за здоровый образ жизни в доверенном ему подразделении сержант просто боролся с больными солдатами.
У Олега в батарее таким медицинским братом был Кайрат, по национальности киргиз, по натуре немного садист, немного карьерист. Лечить он мог только старым шаманским способом — изгоняя демонов, осыпая пациентов резкими ударами указательного пальца под ребра и оплеухами, но если и это не помогало, и хвори не уходили, то применялся сильнодействующий гипноз и знание болевых точек на ногах. Это выглядело так: сержант внимательно изучает больного, ищет следы хитрости или страха в его глазах, удар по голени — больной настаивает, что где-то ещё болит. Тогда взгляд более милосердный, а голос нежно продолжает опрос:
— Что это, солдат, уже не болит, но где-то покалывает. Ги — де? Да — ра — гой!
Понятно! Нужно увеличить дозу внимания, вот и всё! Солдату просто казалось, что у него проблемы. Проблемы в батарее со здоровьем — это дело нешуточное. Теперь и другим тоже меньше кажется. Нет заболевших, тогда больше милости и славы осядут на погоны с золотыми, ядом заполненными чашами, больше шансов у сержанта уйти в увольнение в выходной день, с почетом и заслугами!
Но сегодня Кайрату не повезло, что-то случилось с Яном, латышским парнем с известной писательской фамилией, впрочем, они с писателем наверняка были просто однофамильцами. Латыш был огромного роста, никакой гипноз на него не действовал, просто не доставал взглядом, а причитания и заклинания, ввиду разности национальных традиций, не помогали. Ян честно игнорировал попытки шарлатана провести лечебно-профилактический сеанс, а когда уловки не помогли, направился в лазарет к настоящему военному медику. Все понимали, что Кайрату повезло бы ещё меньше, если бы он попытался настаивать: однофамилец латышского писателя отличался неимоверной силой, поэтому мог заткнуть за пояс даже двух таких сержантов. Это был, вероятно, настоящий потомок тех латышских стрелков, штыками которых держалась диктатура пролетариата в грозовые годы Великой Октябрьской Революции! Прямолинейный и бескомпромиссный, как соль земли, но большой и наивный, как ребенок, Ян словно заблудился в событиях этого времени.
Развод. Это солидное мероприятие, максимальная собранность личного состава. Надо много успеть, побольше охватить, всему полезному научить и научиться всем без исключения, да, исключение составляют те, что в наряде или в карауле, и те, кто действительно заболел. Отсутствующих по неуважительной причине быть не может!