– Ваше высочество, ради бога! – дрожащим голосом прошептала Клодина.
Герцогиня не слышала ее: она повернулась к старой горничной, которая тихим голосом доложила, что герцог с господами будет ужинать в салоне рядом со столовой, и спросила, куда ее высочество прикажет подать ей ужин.
– Здесь, наверху, в маленькой гостиной, – распорядилась герцогиня и разочарованно взглянула на Клодину. – Я с такой радостью ждала сегодня ужина. Мы бы составили милый квартет: герцог, ваш кузен и мы двое. – И шутливо прибавила: – Да, да, милая Клодина, мы, бедные жены, всегда видим, что сердце наших мужей делится между нами и еще несколькими страстями; охота и ломбер не раз вызывали у меня слезы, но счастливы жены, которые не имеют более важных причин, чтобы плакать.
Лишь в девять часов Клодина получила разрешение уехать. Когда она в сопровождении горничной герцогини сходила по широкой, хорошо знакомой лестнице, ей встретился лакей с двумя украшенными гербами бокалами для шампанского. Она знала, что герцог любил играть с большим количеством шампанского и папирос: партии часто продолжались до рассвета. Слава богу, что это случилось сегодня.
Клодина легко сбежала вниз по пурпурному ковру; у дверей стоял старый слуга ее отца, Фридрих Керн, одетый в герцогскую ливрею, его открытое лицо сморщилось от радостной улыбки. Она ласково кивнула ему и поспешно вышла.
Со вздохом облегчения опустилась она на шелковые подушки кареты. Как ребенок боялась, что кто-нибудь встретит ее в коридоре или на лестнице. Нет, слава богу! Она сидела одна в герцогской карете и ехала к себе домой. О, никогда она так не стремилась в свою маленькую комнату, как сегодня! Некоторое время она ни о чем не думала; потом вдруг отворила окно и провела рукой по лбу: запах надушенных подушек вызвал тяжелые воспоминания о ее придворной жизни. Это были любимые духи герцога: сладкий запах пропитывал его платье, окружал его, как облако, он часто вызывал у нее головокружение, когда его высочество танцевал с нею. Клодина сжала руки, и кровь бросилась ей в голову – ничто в мире так не оживляет прошедшего, как запах.
Она отворила и другое окно и сидела со сжатыми губами и глазами, полными слез, на сквозном ветру, вызванном быстрой ездой. Ей все-таки пришлось снова переступить этот порог, ее принудили вернуться туда.
Не помогло бегство. Ничем, совершенно ничем! Неужели он хотел оправдать свои слова, что сумеет повсюду отыскать ее?
Мысли Клодины путались, она казалась себе дурной, пропащей. Не должна ли была она так же резко отказать герцогине, как сделала Беата? Ах, Беата! Спокойно и ясно шла она своей дорогой. Как раз в это мгновение заблестели окна нейгаузовского дома; Клодине внезапно страшно захотелось увидеть свою кузину с ее откровенным, простым обращением, захотелось поговорить с нею, прочитать в ее глазах – действительно ли она дурно поступила. Она потянула шелковый шнурок, привязанный к руке лакея, и приказала ехать в Нейгауз.
Беата шла по обширной прихожей со звонкой связкой ключей в руках, за ней следовала горничная с куском только что сотканного полотна.
– Как, ты тут? – воскликнула Беата, и голос ее гулко отразился от стен. – Господи! Куда ты еще отправляешься сегодня вечером?
Клодина стояла под висящей лампой, лицо ее из-под черного кружевного платка казалось бледным, как мрамор.
– Я хотела пожелать тебе доброго вечера, проезжая мимо, – сказала она.
– Ну, входи! Откуда ты? Конечно, из Альтенштейна, судя по твоему торжественному туалету? Я, собственно, сегодня намеревалась навестить вас, но около вашего дома встретила Берг с маленькой, и догадайся, кто третий сидел в экипаже? Господин фон Пальмер. Это возбудило мое любопытство, я попросила позволения тоже воспользоваться нашим экипажем из-за плохой погоды. Оба были, конечно, в большом восторге, как мне показалось. Слушай, Клодина, я мало смыслю в любовных историях, но голову даю на отсечение, здесь будет свадьба.
Рассказывая, Беата ввела кузину в комнату и усадила в кресло с высокой спинкой.
– Ну, скажи, пожалуйста, – воскликнула она из противоположного угла, где искала на столе наперсток, нитки и ножницы, – ты приехала из Альтенштейна? Может быть, герцогская карета во дворе? Да? В таком случае, дитя мое, мы отошлем ее. Наш Лоренц с удовольствием отвезет тебя домой. – Она взглянула на часы: – Двадцать пять минут десятого… ты ведь можешь остаться до десяти? – Она позвонила и дала распоряжение вошедшей девушке, потом снова обратилась к Клодине: – Не видела ли ты Лотаря? Егерь герцога приезжал позвать его. Они, верно, и за тобой посылали?
Клодина утвердительно кивнула.
– Какое у тебя жалкое лицо при этом, дорогая! – с улыбкой сказала Беата и села за шитье.
– Мне нездоровится, я гораздо охотнее осталась бы дома.
– Почему же ты не сказала этого прямо?
Клодина покраснела.
– Я не считала себя вправе: герцогиня писала так любезно.
– Да, Клодинхен, собственно говоря, ты не можешь сделать этого, – согласилась Беата и навощила нитку, которой пришивала вешалку к грубому кухонному полотенцу. – Они ведь всегда были добры к тебе, очень добры, – продолжала она, – и эта маленькая герцогиня, несмотря на свою экзальтацию, все-таки душевная женщина, и она так больна. Нет, знаешь, было бы даже нехорошо, если бы ты не принесла для нее такой маленькой жертвы. Если ты боишься, что хозяйство пострадает от твоего отсутствия, то успокойся, девочка, я возьму его на себя.
С этими словами она встала и принялась искать что-то на столе, как будто избегая взглянуть на Клодину.
– Как ты добра, – пробормотала девушка.
Теперь у нее не было отговорки, что обязанности удерживают ее дома. Казалось, все сговорились против нее.
– Но ты мне все еще не сказала, был ли Лотарь в Альтенштейне, – сказала Беата, снова подходя к ней.
– Он играет с его высочеством в ломбер.
– О господи! Это, кажется, длится всегда очень долго? Кто еще составляет партию?
– Вероятно, камергер или адъютант и еще кто-нибудь… может быть, Пальмер.
– Ах, этот! Действительно, он сказал, что торопится, когда прощался со мной в экипаже. Я предложила ему доехать до Альтенштейна, но он возразил, что шел гулять, когда встретил фрау фон Берг… – это в такой-то дождь, Клодина! – и что он предпочитает идти пешком. «Тоже хорошо», – сказала я и дала ему уйти. Меня очень позабавило лицо доброй Берг, когда я ворвалась в карету. По его выражению можно было подумать, что у нее в руках вместо бутылки с молоком – кубок с ядом. Кучер и няня говорили потом, что господин фон Пальмер и фрау фон Берг часто «случайно» встречаются, но говорят между собой по-итальянски, то есть по-французски, так что они ничего не понимают из их разговоров. Но, боже, уже Лотарь идет сюда, посмотри на собаку!
Прекрасная охотничья собака вскочила и стала у дверей, виляя хвостом; послышались быстрые, легкие шаги, и вошел барон Лотарь. Он с изумлением взглянул на Клодину, которая поднялась и надела на голову платок.