Когда они с Рейчел только поженились, та любила испытывать на нем новые, необычные рецепты. Все изменилось, как только она пошла на курсы риелторов, чтобы получить лицензию, а потом стала работать полный день. Джо это устраивало, ведь она была счастлива, он был не против, что у нее удачно складывается карьера. Что не мешало ему мечтательно вспоминать собственных родителей, как они вдвоем радостно колдовали на кухне. Они ссорились, целовались и готовили еду с той же пылкостью, какую проявляли во всех прочих семейных делах. За столом всегда собиралась куча народа – шестеро детей, зашедшие на огонек друзья и соседи. Место находилось для всех.
Джо думал, что к этому возрасту у него самого будет целый выводок детей, но ему скоро сорок, а перспектива обзавестись потомством становится все более туманной. Сначала он и сам не слишком спешил с этим делом. Нужно было делать карьеру. Затем с детьми решила повременить Рейчел – ей тоже было не до пеленок и памперсов. С тех пор им вечно что-то мешало. И вот теперь эти документы о разводе.
Время от времени Рейчел обожала делать пафосные жесты. Неужели она надеялась, что он вернется в Лос-Анджелес, что признается ей, что ради нее готов бросить службу в небольшом городке, что пожертвует всем, лишь бы только она разорвала эти бумаги? Или же он должен их подписать и поставить на их совместной жизни жирный крест? Ему было неприятно думать, что их брак закончился полным фиаско. Его родители являли собой образец счастливой семьи, и он мечтал последовать их примеру. Но он все испортил. Или это Рейчел все испортила? Или же виноваты оба – и он, и она?
Он не станет торопиться ставить свою подпись. Пусть эти бумажки полежат, он же пока все как следует обдумает и взвесит.
С разделочной доски слетел ломтик лука. Шарлотта чертыхнулась. Джо невольно улыбнулся. Как только они вернулись из супермаркета, она с воодушевлением взялась резать помидоры и лук. Ему нравилось наблюдать за ней. Правда, он опасался, что в пылу безудержного азарта она, чего доброго, откромсает себе палец.
– Полегче, – предостерег он. – Лук должен пойти в кастрюлю, а не на пол.
– Колечки жутко скользкие.
– Подозреваю, вы ловчее обращаетесь с ножом в операционной, чем в кухне.
Шарлотта состроила комичную гримасу. Ее глаза слезились от лука.
– Там я хотя бы не лью слезы.
– Почему вы не научились готовить? Ведь ваша мать снабжает домашней едой всех больных и страждущих в нашем городе.
– То она, а это я. Она уже давно бросила все попытки меня научить. Кстати, это один из поводов для ее недовольства мной. – Шарлотта убрала со лба потную прядь волос. – А вы, я вижу, не новичок на кухне. Ваша мать хорошо готовила?
– О, великолепно! Могла практически из ничего приготовить фантастическое рагу. Этот секрет она унаследовала от своей бабушки-ирландки. Отец же любил делать тамале и энчилады [2] . По воскресеньям обеденный стол бывало ломился от блюд. После мессы к нам приходили многочисленные тетушки и дядюшки со своими отпрысками, и тогда начинался настоящий пир. Порой он затягивался часа на четыре.
– Похоже на наши воскресные пиршества, только у нас собирались не родственники, а прихожане. Дом тоже всегда был полон. Сейчас я порой скучаю о тех днях. Не думала, что когда-нибудь в этом признаюсь. А тогда я даже боялась воскресений. От меня ждали образцового поведения, но, как я ни старалась, оно получалось у меня плохо. – Шарлотта собрала нашинкованный лук в кучку и положила его в кастрюлю. – Ну вот. Готово.
– Я думал, вы оставите немного лука для гарнира.
– Это вы сделаете сами. Я и так пролила из-за вас немало слез, – улыбнулась Шарлотта. – Звучит, как будто строчка из баллады в стиле «кантри».
– Так вы обратили внимание на мою коллекцию дисков? – воскликнул Джо, уловив лукавый огонек в ее взгляде.
– Да, заметила по пути в ванную.
– Вообще-то она не по пути. Это вы нарочно подглядели.
– Виновата, – призналась Шарлотта и, сунув руки под струю воды, промыла глаза и промокнула их бумажным полотенцем. – Признаюсь, пошпионила немного. Хотела понять, что вы за человек.
Джо дал себе слово соблюдать дистанцию. Он все еще женат, несмотря на документы о разводе, что лежат у него на столе.
– А что именно вам хотелось узнать? – уточнил он и взялся шинковать новую луковицу.
– Нечто такое, о чем никто в Бухте Ангелов не знает, – ответила она, прислонившись к кухонному столу. – Что довольно легко, потому что – готова спорить – вас мало кто близко знает.
– Я – начальник полиции. Это помогает мне поддерживать дистанцию.
Шарлотта задумчиво наклонила голову.
– Я ценю ваше стремление к объективности. Но вы производите впечатление человека, который, так сказать, не спешит раскрывать свои карты, даже находясь вне службы.
– А вы производите впечатление человека, который вообще не умеет блефовать в карточной игре, даже если от этого зависит ваша жизнь.
Глаза Шарлотты блеснули:
– Я не настолько плоха. Я храню немало секретов, о которых никто даже не догадывается.
– Может, поделитесь со мной хотя бы одним?
– Я первая вас спросила.
Джо закончил резать луковицу и бросил ломтики в мелкую тарелку.
– Как вам удалось не расплакаться? – спросила Шарлотта.
– Я – мужчина.
Шарлотта закатила глаза:
– Отлично, крутой парень, признавайтесь, какие у вас есть страшные тайны?
Джо вытер руки бумажным полотенцем.
– Не могу припомнить ни одной.
– Быть того не может, – сказала Шарлотта и засыпала в кастрюлю столовую ложку молотого красного перца.
– Эй, поосторожнее с перцем! – предупредил Джо.
– Мне казалось, что вы любите острое. Обещаю, я не стану усердствовать, если вы все-таки что-нибудь расскажете о себе.
– Вам кто-нибудь говорил, что вы упрямая?
– Почти все, с кем я знакома, – ответила ему с улыбкой Шарлотта. – Перестаньте увиливать.
– Ну, хорошо. – Сильвейра немного помолчал, раздумывая о том, до какой степени честным должен быть ответ. Он не любил делиться своим прошлым. Но было в Шарлотте нечто такое, что заставило его заговорить. – Когда мне было тринадцать лет, я связался с шайкой. Чтобы показать мою преданность, я украл в магазине электроники проигрыватель компакт-дисков. Воришка был из меня никакой, и меня поймали.
– И что с вами стало? – спросила она одновременно с любопытством и тревогой.