Каратель выразительно кивнул и устремился выполнять приказ.
– Куда! – Проявив незаурядную прыть, Николай вскочил и толкнул Гниляка в грудь.
Тот не удержался на ногах и полетел на Берсу.
Из комнаты донеслись крики и звон стекла.
Женщина завопила и вцепилась Мосляку в лицо. Тот схватил ее за подбородок, с силой сдавил и толкнул. Она перелетела через всю кухню, врезалась в стену затылком и без чувств сползла на пол.
– Изуверы! – взревел Николай, хватая табурет.
Однако он успел лишь поднять его над головой. В следующий момент Мосляк двинул ему кулаком в подборок. Мужчина развернулся вокруг своей оси и выронил табурет на спину Гниляка, который как раз пытался выпрямиться. Увидев, как он скорчился от боли, Берса положил ему на лоб ладонь и с силой толкнул. Гниляк упал под ноги Николая.
Занавеска отлетела в сторону, и на пороге появилась младшая дочь Соколовых. Кофточка на ней была разодрана, губы разбиты.
– Папа!
– Иди ко мне! – Мосляк вытянул к ней руки. – Сладкая моя!
В следующий момент Николай бросился ему на спину. Мосляк не удержался на ногах и полетел на пол. Гниляк поднялся и бросился на помощь дружку. Они навалились на Николая и стали мутузить его кулаками.
– Мама! – вопила девушка, прижав ладони к щекам.
– Сука! – Гниляк залепил ей кулаком в лицо.
Она влетела в комнату и упала на спину.
– Ну вот и все. – Гниляк трясущимися руками расстегнул ремень, перешагнул через хозяина дома и навалился на девушку.
– Что же привело тебя в эти края? – оглядывая студию, спросил Вахид. – Ты не похож на человека, для которого война является смыслом жизни.
– Правильно, – сказал абу-Кутейб, усаживаясь в неглубокое кресло. – Я вне войны и даже мира.
– Разве так бывает? – Вахид откинулся на спинку дивана.
– Я над всем этим. – Кутейб поднял локти и скрючил пальцы словно сокол, зависший над мышью.
– Уж не хочешь ли ты сравнить себя с богом?
– Я художник! – Кутейб ударил ладонями по подлокотникам кресла.
– Где же твои картины? – Шамиль обвел удивленным взглядом комнату, заставленную видеокамерами и разными приспособлениями, назначения которых он не знал.
Кутейб улыбнулся так, словно перед ним был несмышленый ребенок.
– Я снимаю кино…
– Погоди! – Словно силясь что-то вспомнить, Вахид поднял указательный палец. – Убийство перед телекамерой американского журналиста – твоих рук дело?
– Да!
– Хорошо снято, – на полном серьезе похвалил Вахид. – Но что тут такого?
– Как ты думаешь, что испытывают мои соотечественники, когда просматривают в Интернете небольшие фильмы от Исламского халифата?
– Страх? – попытался угадать Вахид.
– И не только. Их восхищает то, что делают наши братья.
– Возможно, ты и прав, – задумчиво проговорил Вахид.
– Людям приелся голливудский продукт. – Сняты тысячи фильмов, никого уже не удивишь самыми изощренными спецэффектами. Все подспудно знают, что смерть на экране не настоящая. То, что делаю я, – абсолютно новое направление мирового искусства. Люди тянутся к нему. Но мы работаем не только для того, чтобы запугать обывателя. Именно от нас мусульмане во всем мире узнают правду о настоящем исламе, после чего едут сюда, чтобы влиться в наши ряды. На первый взгляд ничего особенного в моих маленьких работах нет. Но я при минимуме средств добиваюсь максимального результата. Зритель получает шок. Мне приходиться задействовать десятки, а иногда и сотни актеров, половина из которых играет свою последнюю и единственную в жизни роль. У нас целый штат специалистов из Германии, Франции, Нидерландов и Америки. Мы переводим свой материал на все языки мира.
– Наверное, вам хорошо платят? – осторожно предположил Шамиль.
– Конечно, мой заработок не сравнить с голливудскими гонорарами, но на жизнь хватает. На самом деле работа тяжелая. Не каждый с первого дубля будет красиво идти, брать нож, да и не все жертвы к началу казни находятся в адекватном состоянии. Иногда мы начинаем снимать ранним утром, а реально убиваем «артистов» лишь на следующий день. Кто-то может упасть прямо в кадре, кто-то обделаться…
– У меня все готово, – раздался чей-то голос.
Вахид обернулся и увидел в дверях молодого паренька европейской наружности.
– Что было? – строго спросил его Кутейб.
– Хакеры атаковали. – Паренек виновато шмыгнул носом и исчез.
– Пошли. – Кутейб встал. – У нас с утра не работали компьютеры.
За дверьми был целый съемочный павильон. Под потолком крепились лампы и софиты. Свисали микрофоны и камеры. На фоне перегородки из серого материала стояли стол и кресло с низкой спинкой.
– Проходи, садись. – Кутейб посмотрел на Вахида. – Ты, кстати, подготовил текст?
– Так буду говорить, – отмахнулся Вахид.
Он прошел к столу и сел. Сбоку возникла женщина в хиджабе, ловко провела толстой кистью у него по лбу и под глазами, потом отошла.
– Готов? – раздался голос Кутейба.
Вахид выразительно кивнул.
За пять дней рейда по тылам ополчения Берса вымотался на нет. Им удалось устроить провокацию еще в одном селе, однако после этого пришлось прятаться. Последнюю ночь они провели в выгоревшем дотла бронетранспортере. Спали по очереди, огня не разводили. Все находились на пределе своих возможностей. Глаза воспалились, губы потрескались, одежда, набухшая сыростью и потом, противно и мерзко прилипала к зудевшему телу.
Под утро вышел на связь Крикун. Он сообщил, что вопреки ожиданиям беспредел ряженых боевиков не произвел особого эффекта. Никто не хотел верить, что изнасилования и побои местного населения – дело рук ополченцев.
– Может, не стоит больше испытывать судьбу? – взмолился Гниляк, когда они подошли к крайнему дому. – Известие о том, что кто-то терроризирует местное население, уже разнеслось по всем селам. Нас могут ждать.
– Ты боишься? – спросил Берса.
– Сам же сказал, люди не верят, что их кошмарят ополченцы.
– А что ты собираешься есть?
– Неужели нельзя потерпеть? – сказал Мосляк.
– Ты уже едва ноги волочишь, – зло проговорил Берса. – А завтра и вовсе упадешь. Чтобы хорошо воевать, надо есть.
– Все равно у людей здесь уже мыши повесились, – стоял на своем Мосляк.
– Глупый! – Берса скрипнул зубами. – Не слышишь, там собаки лают?
– И что? – удивился Портос.