– Ну, Фёдор Игнатьевич, ты и нагрузил, – пожаловался Матвей.
– Тебе примеры привести или сам вспомнишь? – хмыкнул дед.
– Вспомню, – хмуро кивнул внук, у которого в памяти тут же услужливо всплыли имена парочки знакомых летчиков, списанных раньше времени по здоровью.
– Питаться надо правильно, спортом заниматься, но без перебора, только для поддержания формы, ходить много, когда есть возможность, режим соблюдать и по бабам без разбору не таскаться. Тогда при твоих данных и после шестидесяти полетаешь, как орел. А все это баловство шалопутное оставь нынешним бизнесменам новоявленным, они это любят. За это и жизни свои отдают, – посоветовал без нажима дед.
Запомнил тот их разговор и наставление Матвей на всю жизнь! Наверное, потому что с пьянки настолько живо и красочно представил, как его отстраняют от полетов, что пробрало до потрохов! В принципе, тот загул так и остался в жизни Матвея первым и единственным.
После женитьбы на Кате жили молодые с родителями жены в Новом Уренгое. Да только назвать это «жили» можно весьма условно – авиакомпания, в которой работал тогда Матвей, базировалась в другом городе, где он жил один в общаге и жену молодую привезти было некуда, тем паче беременную, да и работал он постоянно, пользуясь любой возможностью, порой и не оплачиваемой, чтобы летать. В общем, по большому счету, Катя жила с родителями одна, и всех такое положение дел вроде как устраивало.
Вскоре родился сын Денис, и где-то через полгодика по протекции отца перевелся Матвей работать в Мурманск, где авиакомпания была посолидней. Вот и перебрался, и семью перевез. Тем более город почти родной – мамина родина, да и дедушка с бабушкой там.
А через два с половиной года вернулся Матвей в Архангельск и стал работать у отца. Ну, к своим тридцати четырем годам Матвей тогда уж был не просто классным полярный летчиком, а суперпрофессионалом высшего класса, совершенно объективно крутым, настоящим асом. И абсолютно на всю голову трудоголиком и фанатом своего дела.
Вообще-то, если по-честному, то среди летчиков Севера не принято вот так, как он, скакать из предприятия в предприятие, обычно сохраняется преданность одной авиакомпании, своему коллективу и своему летному составу. Да только…
Все бы так и было в профессиональной судьбе Матвея Батардина, если бы не развалили полностью Полярную авиацию правители тогдашние, вот так просто – кинули вместе с Арктикой и всеми ее проблемами, и все! Ничего, ведь практически ничего не осталось! Убитая отрасль!!
Старые самолеты с почти выработанным ресурсом, отсутствие капитального ремонта на авиапредприятиях. Практически никакого снабжения! Мастера механики, энтузиасты, влюбленные в свое дело, которые не ушли, даже когда им не выплачивали зарплаты, буквально чудом каким-то, на коленках содержали машины в рабочем состоянии. Им памятники надо ставить!
Всем, кто там остался и хоть как-то не дал сгинуть авиации Крайнего Севера и хоть что-то сохранил. А ведь там, в условиях Арктики, живут люди, и иногда просто нет иного сообщения с большой землей, кроме самолетов! Но все под корень! За деньги и власть дрались и грызлись в центре и продавали страну подчистую! Какие там люди, какое население? О чем вы! На все наплевать, лишь бы хапнуть и задницу устроить!
– Что ты так нервничаешь? – спросила сочувственно Майя.
– Потому что видел все это своими глазами, жил в этом, все через сердце пропустил! – поделился наболевшим, разволновавшись, Матвей. – Смотреть невозможно было, осознавать разума не хватало, как так можно поступать с собственным достоянием, с людьми, каждый из которых является уникальным специалистом. – И, скинув пар, Батардин более спокойно продолжил: – Каждый раз, когда об этом с кем-нибудь разговариваю, завожусь, хоть и давал себе сто раз слово не реагировать так болезненно.
– А что, сейчас все так же плохо, как и раньше, в этой вашей Полярной авиации? – спросила девушка.
– Сейчас-то как раз все гораздо лучше, а будет, мы все надеемся, и еще лучше, – совсем улыбнулся Матвей, задумался ненадолго, посмотрел в окно и поделился мыслями непростыми: – Но проблем хватает, например, со специалистами. Практически всем летчикам Полярной авиации уже за пятьдесят, это кадры, обученные еще при Союзе. Все специалисты уникальные, талантливейшие летчики, каждый на вес золота. Моих ровесников практически нет, единицы, в основном те, кто, как я, из потомственных семей полярников, а молодых вообще не отыщешь. Не идут после училищ к нам. А зачем им этот геморрой? Куда проще устроиться на рейсовые авиалинии, и летай себе без экстремальных условий, без необходимости постоянно учиться, совершенствоваться, жить в определенной аскезе, да к тому же на мизерную зарплату. Чтобы стать настоящим полярным летчиком, надо лет десять-двенадцать учиться как проклятому, и не просто часы налетать, а опыт перенимать и через такое проходить, что мало не покажется. А еще пять-семь лет, и те уникальные мужики, что сейчас летают и могут всему научить, передать опыт, уйдут. Как потом будем кадры воспитывать и опыт передавать? Надо прямо сейчас разрабатывать программы обучения и привлекать молодых летчиков, выпускников училищ, заинтересовывать материально и патриотизм прививать. И тогда годам к тридцати двум-четырем из них получатся настоящие пилоты. И таких нюансов, о которых требуется думать прямо сейчас с перспективой в будущее, очень много.
За время, проведенное по всему Крайнему Северу, считай, что от мыса Дежнева на границе с американской Аляской до Киркинеса на границе с Норвегией, Батардин налетал сотни и сотни часов, приобрел совершенно уникальный опыт и знания, заматерел, разбогател огромным количеством настоящих друзей и освоил пилотирование самолетов разного типа.
Не говоря о «коренных жителях» «Ан-24» и «Ан-26», еще тех, советских, он даже как-то пилотировал допотопный «Ли-2», но не по необходимости, а ради азарта и интереса. Работал и на «Ан-74» и сто сороковом, и на французском «ATR-42», и на канадском «DHC8». На «Су-80» с удовольствием летал, жаль, что этот проект закрыли, хорошая машина. Да много каких машин наших жаль.
Все дело в том, что производились большинство этих самолетов и моторов в «незалежной» до соплей кровавых теперь Украине. На Харьковском заводе, в Запорожье и в Киеве. Можете себе реально представить, как сейчас там обстоят дела с сотрудничеством с Россией?! Но это все решаемо! Пусть трудно и не так скоро, как хотелось бы, но решаемо! Главное…
А вот главное то, что Арктика ожила и возвращает стремительно свое истинное неоценимое значение. И возвращается жизнь в нее, идет новое освоение и укрепление на ее территориях.
Не важно, как и за что потомки будут поминать и давать те или иные оценки нынешнему президенту страны, но то, что он вернул Арктику и делает сейчас неимоверно много для ее нового освоения и возвращения ее былой, и еще большей, мощи и величия, защиты и налаживания достойной жизни в ней – это, с точки зрения Матвея, великое его деяние. Наиважнейшее.
В настоящее время практически на всех территориях Крайнего Севера происходит восстановление аэропортов и аэродромов, пополняется авиационный парк и материально-техническая база, заново выстраивается инфраструктура обслуживания. Преображается и сама Арктика, строятся и вводятся в эксплуатацию новые метеостанции и научные комплексы, воздвигаются новые поселки.