И вот вдруг, так неожиданно.
Ну, во-первых, она была в его вкусе абсолютно – ее внешность, фигура, движения. Батардину совершенно искренне по фигу, какие женские типажи нравятся другим мужчинам и еще более глубоко по фигу, какие стандарты девичьих фигур сейчас в моде и что там принято у современных мужиков считать эталоном женской красоты. Для него всегда были красивыми и привлекательными истинно женственные формы – чтобы и грудь, и талия, но и бедра достойные и все ладненько, без торчащих костей, а вроде и стройно, но плавно, мягко.
У этой девушки фигура, по его мнению, была просто отпадной!
И милые веснушечки, и этот чуть вдернутый носик, и с рыжинкой длинные волосы. А голос! Вот прямо такой, как надо, как и ее ладненькая фигурка, – будоражащий всякие мужские фантазии.
Одним словом – прямое попадание во все его мужские инстинкты и желания.
За этот год у Матвея случилось два непродолжительных романа – первый длился около двух месяцев, второй чуть побольше. Но ни одна женщина, понятно, не могла конкурировать с его внутренними переживаниями и отчужденностью, в которых он находился практически постоянно. К тому же, что греха таить, для него это был только секс и ничего больше, впрочем, ни на что больше он тогда был и не способен.
А поди ж ты, эта девушка всколыхнула мужское желание, но ведь и что-то еще… Что-то еще, точно. Вон он даже сочувствовал ей на катере, слушая, как на нее выливают потоки чужих жалоб и проблем, а на такое чувство Матвей Батардин уж год, как не был способен.
А потом эта странная женитьба по необходимости. И как она спросила тогда:
– Вам это действительно так важно и нужно?
И посмотрела на него глазами, полными сопереживания, что ли, и ведь не хотела выходить за него: он видел, как ей тяжело далось это решение, но пошла же и расписалась с ним. Да и правду сказать: какая другая нормальная женщина согласилась бы вот так ни с того ни с сего выйти за незнакомого мужика? А Майя пошла ему навстречу.
А это ее заспанное личико, когда он ее разбудил?
Он тогда, помнится, подумал, что веснушки на сонном лице смотрятся еще милее, так и хочется их поцеловать. Их – и спутанные, растрепавшиеся волосы, и съехавший с плеча ворот милой коротенькой пижамки…
И Боже мой! Эта их ночь! Брачная, как ни крути.
Когда она повернулась к нему, скинула с себя одеяло и спросила с таким искренним участием: «А Никон вам помог?»
У Батардина конкретно снесло крышу! Он так ее захотел в тот момент, что не особо помнил, что и ответил, и ему понадобилась вся его сила воли, практически весь запас, чтобы дать ей возможность передумать и решить самой, заняться с ним сексом или нет.
И, Господи, слава Тебе – она пошла за ним и ответила! Он даже представлять не хотел, что с ним будет, если она скажет «нет».
И как же это было классно!! Как же классно!!
Под всеми своими замечательными одежками Майя оказалась лучше, чем он мог себе представить, – офигенная! Удивительная! Эта грудь, ножки, животик – боже, боже, просто женщина-мечта. А как искренне, до конца она ему отдавалась!
А то, как все у них произошло в поезде, – вообще фантастически! Матвей и упомнить не мог, когда переживал такой оргазм!
И ему вдруг так захотелось, чтобы она не сдерживалась и стонала в финале, и даже попросил ее.
А потом этот его рассказ о Денисе и разговоре со Старцем Никоном…
И что-то царапнуло внутри, словно наждаком – какое-то недовольство и странное смущение – зачем так разоткровенничался! Зачем рассказал столько о себе? Зачем так открылся незнакомому человеку. Такие потаенные переживания!
Смущение не смущение, а неприятное какое-то чувство.
Действительно, ведь они никто друг другу – чужие люди. Ну, секс великолепный, так и что, это же не повод к душевному стриптизу, пусть и не полному, но Матвей и так наболтал излишнее.
Это все оттого, что они оба были у Чудотворной Иконы и говорили со Старцем – понял сейчас, обдумывая все события, Матвей. Потому что оба пережили духовное потрясение, приобщились к некому чуду и легко могли говорить об этом друг с другом именно потому, что вместе там были.
И, скорее всего, эти переживания и подтолкнули обоих к излишней откровенности.
Майя была настолько раскрепощена в разговоре и так искренне сопереживала рассказам, слушала совершенно потрясающе, что у Батардина возникла иллюзия некой душевной близости, что ли.
И все в одно мгновение переменилось, когда он вручил ей листок с адресом и телефоном. Словно выключился фонарик, излучавший уютное тепло и все эти часы висевший над ними, освещая их общение. Майя как будто захлопнулась, закрылась, и перед ним уже сидела симпатичная, умная холодноватая столичная штучка.
Но ведь и он отстранился от нее мысленно, да и чувствами тоже, подумал Матвей.
Вот и все.
Но, когда они прощались, у него неожиданно как тюкнуло что-то в голове. Ему не хотелось с ней вот так расставаться, а хотелось заграбастать ее, утащить с собой, и провести несколько дней, просто не вылезая из постели до обоюдного истощения, а там будь, что будет!
И предложил ей, позвал к себе в гости.
Когда Матвей начал говорить, то совершенно отчетливо увидел, как полыхнули огоньки азарта у нее в глазах, как что-то такое там уже горело… и вдруг, в один миг погасло, потухло, как и не было. И снова это холодное выражение лица и однозначно отказывающее «как-нибудь в другой раз».
Что он сказал не так? А? Ведь точно это он где-то лажанулся и даже не понял где. Что сказал, как сказал? Обидел чем-то?
Но он завелся – да и к черту! Будет он тут в ее демонстрациях характера разбираться! Как отрезал.
И вдруг… «Матвей!!» – и она прыгнула к нему в объятия.
Совершенно ошарашенный, он целовал ее с такой радостью и сладостью – вот не отпускал бы совсем! А она, смеясь, чмокнула в щечку и убежала, словно ее и не было.
«Ладно, – постановил про себя Батардин. – Было и прошло. Здорово было, признаю, и даже очень. Хотелось бы еще, но, как говорится, «а кто ж дасть». Приключение, конечно, да и девушка сама незабываемые… Но у каждого из них своя жизнь и свои проблемы. Может, через год и встретятся, Никон же велел приехать…
Совершенно измученная дорогой и переживаниями, Майка вышла из терминала и попала в заботливые объятия папы.
– Ну, как, дочь? – поцеловал ее в обе щечки, посмотрел с тревогой он.
– В общем и целом круто, – призналась Майка, – а подробности я дома вам расскажу. – И пожаловалась: – Устала совсем. Ванну хочу с пеной, съесть что-то вкусное и чай.
– Будет все, поехали, – перехватывая у нее из рук сумку и обнимая за плечи, пообещал папа.
Всю дорогу до дома он рассказывал про дела и события местного, так сказать, значения. Не расспрашивал больше ни о чем, зная, что дочь сделает так, как решила. Характером упертым она в них с женой пошла.