Бердолька Чарли и Гертруды Богранд | Страница: 67

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Оливер замер, вновь посмотрев на неё ЕГО взглядом. Он долго рассматривал Гертруду перед тем, как заговорить:

– Я всегда был в нём. Здесь нет души. Ты знаешь, что нужно мне!

– Чарли, – произнесла Гертруда. Она не знала, как освободить брата… – Как он…

– Он всегда был рядом, – перебил её Оливер. – Ведь смог вспомнить. Готов был пожертвовать собой. И пожертвовал. Как и Гробб.

– Мистер Гробб?

– Через него я мог видеть вас. Каждый день. Я был рядом. Всегда. Я подталкивал тебя. Тогда, после наказаний в монастыре, ты хотела закончить всё. Хотела сама! И уже готова была пойти до конца… И ты была бы МОЕЙ!

– Мистер С. Он тогда появился. И…

– Он поклялся быть на вашей стороне, – прошипел Оливер, подбираясь к купели словно Samael. – До тех пор, пока всё не завершится.

Гертруда поняла, что попала в ловушку. Всё было подстроено. Она попыталась отползти назад. Успела лишь выкрикнуть – через секунду, подвешенная чем-то за ноги вниз головой, она оказалась возле Чарли. Из ран сочилась кровь.

Оливер вернулся к купели, продолжая погружать руки в алую воду. Блестящий предмет оставался недосягаем.

– Сейчас сюда прибудут гренадёры! – не сдавалась Гертруда. – Оливер!

– Никто! Никто не придёт! Сюда невозможно попасть! – ЕГО глаза смотрели на Гертруду. – Зал непроницаем!

И снова Оливер наклонился к купели.

Гертруде не оставалось ничего, кроме как ждать. И верить, что Эдварду и Кристоферу удастся перейти через мост. Нужно было тянуть время. И Гертруда продолжила:

– Мистер Гробб. Он ведь сюда попал. И я…

Оливера это начало злить. И он закричал ЕГО голосом:

– Ты здесь, потому что нужна МНЕ! И Гробб здесь, потому что Я так хочу! – Его лицо исказилось. И в нём проявился тот, кого Гертруда видела на Александрийском маяке, в Мрачном Тумане. Тот, кто приходил в воспоминаниях. – Гробб выполнил свой долг. А я выполню свой. Orcos Diatheke. А теперь очень прошу: проявите милосердие, мисс Бо́гранд!

– Без надежды, – произнесла Гертруда. Её голова, казалось, могла вспыхнуть от боли.

Оливер вернулся к купели. Снова попытался достать из него блестящий предмет. И снова безуспешно.

Гертруда видела в отражении алой воды своё распухшее тело. И раны на лбу, будто оставленные шипами.

По залу разнёсся крик. Оливер упал на пол. Какое-то время он не дышал. Гертруда даже подумала, что его не стало. Но затем тело Оливера содрогнулось. Оно извивалось.

Вдруг произошло то, чего Гертруда больше всего боялась. И она закрыла глаза. Не хотела видеть это. Послышался хруст. Затем – шипение. И вновь всё прекратилось.

– Чарли! – выкрикнула Гертруда. – Чарли!

Она не могла этому противостоять.

А Чарли был уже возле купели. Гертруда видела, как он опускает руки в алую воду. Как тянется к блестящему предмету. Как прикасается к нему. И не было теперь никакой сложности в том, чтобы его достать.

Иуда.

Гертруда вспомнила. Много-много лет назад. Его поцелуй. А затем – ту ночь, когда к ней и Чарли пришли вымаливать прощение. Тот момент, когда они простили предателей. Готовые терпеть боль.

И ожидание. Когда Отец просил их остаться, но они всё же решили вернуться сюда.

А теперь Чарли держал его – одно из орудий Страстей. О нём писали в романах о Персифале; в книгах, которые давала читать бабушка Матильда. Неиссякаемый сосуд из древних кельтских легенд. Золотая чаша. Gradalis. Та самая чаша, которую Чарли и Гертруда оставили перед приговором. Украшенная жемчужинами, гранатами, сапфирами, изумрудами, аметистами и рубинами. Чаша, из которой испили во время таинства. Чаша, которую обещали хранить до их возвращения. Оставленная перед Смертью.

Ужасная боль жалила глубокие раны на руках и ногах; из них сочилась кровь. Будто тысячи ножей вонзались в тело Гертруды. И капли крови теперь стекали в золотую чашу.

– Ты сильная, – сказал Чарли, рассматривая царапины на лбу у сестры ЕГО глазами. – Терновый венец.

– Зачем? – прошептала Гертруда. – Зачем ты всё это делаешь?

– Мне нужна Жизнь!!! – крикнул Чарли. – Нос est in votis! Вот чего я хочу. Твоя кровь вновь даст мне всё, чего я был лишён. И я вернусь! Я завершу то, что начал. Мир – это подчинение! А тот, кому ты пытаешься служить… Кого защищаешь… – Чарли всматривался в глаза сестры. – Знаешь, почему вы всё ещё живы? Потому что с вашей смертью эта кровь будет мертва.


Чаша медленно наполнялась. Эдварда и Кристофера не было. Но Гертруда верила: друзья успеют. Они отправят «молнии». Позовут на помощь.

И вновь воспоминание. Какое-то далёкое. В нём была та самая белоснежная птица. Её пение вновь завораживало. Она поднималась высоко к звёздному небу, купаясь в молочной радуге. Но затем резко сорвалась вниз. Казалось, вот-вот разобьётся. Но рядом появилась ещё одна птица. И вместе они закружились в безумном танце.

Они всегда были рядом. Всегда оберегали её и Чарли.

Воспоминание исчезало. Гертруда пыталась ухватиться за него. Хотела вернуться в те дни. Хотела остаться там навсегда.


Чарли держал Gradalis. В его теле ОН упивался победой.

А ведь это из-за НЕГО она чуть не разбилась, упав со скалы во время Вертопраха. Часть НЕГО и до сегодняшнего дня была в Чарли.

Гертруда чувствовала, как теряет силы. Понимала, что может никогда не увидеть родных. Она не знала, как всё остановить, как исправить. Алые слёзы капали вниз.

– Est quaedamflere voluptas, – она услышала ЕГО голос. – В слезах есть что-то от наслаждения.

Последнее, что Гертруда увидела, – счастливых мистера Агнуса Гробба и Оливера. Он обнимал своего внука. Благодарил Гертруду. Молил простить. Говорил, что не мог поступить иначе, ведь так сильно хотел быть с ним. Мистер Агнус Гробб и Оливер будто растворялись. Теперь никто им не мог навредить.

Последний стук сердца.

Где-то рядом ОН сделал глоток из золотой чаши.


Чарли боролся. Он слышал: Гертруда покидает его. Хотел вырваться, бился, пытался кричать, но им полностью овладел ОН. Чарли казался себе хрупким и беспомощным. Он хотел выкрикнуть имя сестры, хотел избавиться от НЕГО, заставить уйти. Но силы покидали его.

И теперь уже Чарли слышал пение белоснежной птицы. Она кружила совсем близко. Чарли знал: ей безразлична его боль. Но сейчас она готова была избавить его от страданий. Судьба.

– Vale et me ama, – прошептал Чарли. – Прощай и люби меня.

Песня белоснежной птицы укутывала его. Она звучала отовсюду. Наполняла его. И Чарли вспомнил. Как прощался с Гертрудой в прошлый раз. Как они клялись друг другу. И как давали обещание: