Королевская кровь. Сорванный венец | Страница: 14

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Так что не бойтесь, кровь вашу я пить не буду. Тем более что это слухи. Потомки Черного поглощали энергию, и кусаться им для этого не было нужды.

– Но… – Люк задумывается, пытаясь сформулировать, – откуда все эти сплетни про то, что принцессы якобы были темными, фотографии? Вы были свидетельницей происходящего, расскажите, пожалуйста.

– Они все, я имею в виду девочек, обладали какой-то специфической силой как наследницы Красного. Как все представители королевских семей континента. Эти сплетни – чистый бред, – она фыркает, и Кембритч с ней соглашается. – Все они дети своих отцов, и среди их предков потомков Черного точно не было, так что и проявиться умениям неоткуда. Но вы же знаете простых людей – они готовы поверить во что угодно, если им это усердно втолковывать. Если учесть, как не любят в стране носителей темной крови и какие ужасы им приписывают… Это был очень умный ход по дискредитации Дома Рудлогов.

– Вы меня обескуражили, леди, – хрипло произносит Люк, затягиваясь и глядя на собеседницу с новым интересом. И герцогиня, кажется, все понимает по этому взгляду, напрягается на мгновение – и иронично улыбается ему. – Как приятно поговорить со здравомыслящей, умной женщиной. И красивой, – добавляет он, ничуть не погрешив против правды, и леди вполне благосклонно принимает комплимент. – Расскажите мне, пожалуйста, про королевскую семью. И про то, как и когда вам показалось, что вы видели принцессу Марину.

Она делает глубокий вдох. Пока думает, в кабинку, постучавшись, заходит пожилой официант. Он, не здороваясь, ловко расставляет чашечки с кофе, конфеты, мороженое, пирожные, меняет пепельницу и величественно удаляется. Екатерина перехватывает удивленный взгляд своего собеседника.

– Я, когда нервничаю, либо курю, либо сладкое ем, – объясняет она с улыбкой, набирая ложечкой мороженое. – Успела заказать, пока ждала вас.

– И как вам удается сохранить такую фигуру?! – восхищается он вполне искренне, а она расслабленно смеется и грозит ему облизанной ложечкой:

– Осторожно, господин Инклер, а то я подумаю, что вы со мной флиртуете.

Он наклоняется вперед, позабыв и про бороду, и про дурацкие светлые волосы, и хрипло спрашивает:

– А что, если и так?

И видит ответ в ее расширившихся зрачках.


Эту ночь они проводят вместе, и их любовь болезненна и остра, как у всех одиноких, случайно пересекшихся людей.

Наутро, одеваясь и периодически затягиваясь из лежащего на подставке мундштука, Кэти спокойно рассказывает о своем детстве и юности. Люк вытирает тело после душа и внимательно слушает ее.

Она рассказывает о том, как придя в первый класс королевской гимназии, где наравне с детьми простых горожан учились дети аристократов, она увидела заплаканную светленькую девочку и с удивлением узнала, что эта плакса – третья принцесса Марина Рудлог. О том, как ей стало жалко всхлипывающую малявку, она подсела к ней и поделилась шоколадкой. О том, как ее с родителями, до того бывавшими во дворце только на общих приемах, пригласили в личные королевские покои, где была Марина, хорошенькая, как куколка, в нарядном кружевном платье, и сама королева.

– Ее величество приняла нас очень ласково. Маринка рассказала ей, что подружилась с девочкой, которая ее успокоила и поддержала, и Ирина-Иоанна решила поближе познакомиться с семьей такой «великодушной леди».

Последние слова Екатерина произносит с иронией. Она и не думала дружить с плаксой, да и как можно назвать человека другом после дня знакомства? Однако Марина, воспитанная в ограничениях дворца, не имела опыта дружбы и поэтому стремилась к любому человеку, который был к ней добр. Вот так, благодаря половинке не самой дорогой шоколадки семья Екатерины стала вхожа в ближайший круг принцессы. Благодаря Марине судьбы и самой Екатерины, и ее сестер сложились наилучшим образом – сама Екатерина, хоть и не была аристократкой, сделала отличную партию, выйдя замуж за герцога, сестры ее тоже не остались без выгоды.

– Марина всегда очень переживала из-за всего, у нее такой несколько невротический тип характера был, – с печалью делится герцогиня. – Плохая оценка, замечание, парень не так посмотрел – она в слезы. А я постоянно была «жилеткой». Не плакала она только со своими животными. Как-то Огонек, конь у нее такой был, случайно брыкнулся и заехал копытом ей в бедро. Вскользь, но синячище был на полноги, черный. А она даже не всплакнула, представляешь? Зато как ругалась королева, как грозилась не пускать больше к лошадям. У ее величества к Маринке всегда было особое отношение, мне даже казалось, что она ее любимица. Во всяком случае за нее она тряслась больше всего. И вот тогда, когда мать пообещала отобрать Огонька, я в первый раз увидела у Марины приступ фамильного гнева, испугалась страшно.

Екатерина вдевает в уши тяжелые серебряные серьги, наверное, тоже непростые, бабушкины. Серьги завораживают, качаются, касаясь изящной шеи, а Люк вспоминает старое поверье, будто темные не выносят серебра, и в очередной раз убеждается, что верить народной молве глупо.

– Выпускались тоже вместе, напились тогда, как поросята, – улыбается герцогиня, надевая полумаску, – и нас личный водитель вез до дворца, а там уж нас до Маринкиной комнаты тайно провели, чтоб королеву не встретить. Ей потом все рассказали, конечно, и она сама наутро в комнату пришла и лекцию прочитала, как правильно пить. А нам та-а-ак плохо было, это что-то. Правда, моим родителям королева сказала, что все было в порядке, мы вели себя прилично и пришли вовремя. Удивительная женщина… Никогда не понимала, что она сделает в следующий момент, как отреагирует. Жаль, что потом все так получилось.

Леди Симонова вздыхает, подходит к голому Люку и сладко целует его в губы, да так, что ему снова требуется душ, и желательно холодный.

– Спасибо, что дал мне возможность снова почувствовать себя живой, милый.

– Кэти, подожди, – останавливает ее Люк, видя, что герцогиня уже подходит к двери. – Когда ты видела Марину?

Она пожимает плечами.

– Мне иногда кажется, что это бред какой-то, что я обозналась. А с другой стороны, я практически уверена, что это была она. Это произошло в день свадьбы с Симоновым.

Фамилию мужа она произносит, немного кривясь, будто на язык попало что-то горькое.

– Уже шел послесвадебный фуршет, шампанское, официанты, весь свет был там. Проходило это все в нашем доме, потому что после мы собирались сразу ехать в Симоново, чтобы, – она усмехается, – зачать наследника под сенью родового поместья. Я была трезвая как стеклышко – это чтобы наследник здоровый получился, и голова болела от голода, потому что платье такое, что не вздохнуть. Злая была, хотелось сбежать от этих рыл, снять корсет, поесть, наконец, нормально и выпить обезболивающее. Тут ко мне подошла горничная и сказала, что меня какая-то девушка видеть хочет и очень настаивает. Утверждает, что одноклассница, что учились вместе, и хочет поздравить.

Я не поняла ничего, выглянула в холл и попросила показать эту девушку. Она у дверей стояла, грустная такая. Выглядела как неформалка – волосы красные, макияж какой-то ужасный. Я сначала сказала, что не знаю ее и не пойду никуда, а потом снова посмотрела… а она на меня. – Екатерина передергивает плечами. – И тут я как будто Маринку увидела. Словно там два человека один на другой наложены были. Дернулась было к ней, но не успела – охрана подбежала и выпроводила ее как неприглашенную. Вот и все. Не знаю, может, это от голода у меня в голове помутилось или от переутомления.