В долине между холмами уже сгустилась тень, лес стоял черный, листва с обеих сторон дороги была непроницаемо густой и была вся покрыта пылью. Майку оставалось только радоваться, что сейчас он не сидит в тайнике под дорогой. На открытом склоне холма было все-таки лучше: солнце садилось, перистые облака отливали коралловым и розовым цветом. На гранитных памятниках блистали теплые отблески вечернего солнца. Тени не было.
Отец Каванаг чуть помедлил у черных ворот, когда они тихо закрылись за машиной. Он указал на позеленевшую от времени бронзовую статую Христа, стоявшую в дальнем конце кладбища.
– Видишь, Майкл, это место, где все покоятся в мире. Он охраняет покой мертвых так же, как хранит покой живых.
Майк кивнул, хоть в ту же минуту его пронзила мысль о Дьюане Макбрайде, который был совсем один на своей ферме, когда ему пришлось встретиться с тем, с чем он встретился. Но Дьюан все-таки не был католиком, пронеслось в голове у него. Это ничего не значит, сказал себе Майк. «Сюда, отец», подсказал он отцу Каванагу.
Они прошли прямо между рядами могил. Подул легкий ветерок, зашуршали листья деревьев, росших вдоль линии забора, и затрепетали маленькие американские флажки на могилах ветеранов. Могила Солдата пребывала в прежнем состоянии, вся земля вокруг была вскопана, будто здесь кто-то орудовал лопатой.
Отец Каванаг в задумчивости потер подбородок.
– Тебя беспокоит состояние могилы, Майкл?
– Ну…, да.
– Ничего особенного, – сказал священник. – Случается, что старые могилы оседают, и потом требуется подсыпать новой земли. Видишь, тут уже проклюнулись свежие ростки, скоро все зарастет травой и недели через две ничего будет не заметно.
Майк прикусил ноготь.
– За могилами следит здесь Карл Ван Сайк, – тихо проговорил он.
– Да?
– Могли бы вы благословить эту могилу, отец? – спросил Майк.
Отец Каванаг слегка нахмурился.
– Произвести экзорцизм, Майк? – и он улыбнулся. – Боюсь, что это не так легко, мой друг. Лишь немногие из священников обладают правом производить экзорцизм… Это, к счастью, уже полузабытый ритуал. И слава Богу… Да и им требуется особое разрешение, либо от епископа, либо от самого Папы.
Майк пожал плечами.
– Ну просто благословите, – попросил он снова.
Священник вздохнул. Налетевший опять ветер теперь показался гораздо холоднее, словно бы он предвещал бурю. Стемнело, и краски мира постепенно угасли: камни на всех могилах стали одинаково серыми, травяной ковер монохромно бледным, линия деревьев у горизонта казалась почти черной. Даже тучи потеряли свой розовый оттенок. На восточном склоне неба зажглась одинокая звезда.
– Думаю, наше благословение опоздало для бедного солдата, – сказал отец Каванаг.
Майк потянулся было за бутылкой со святой водой, но увидел, что священник уже поднял правую руку, сложив пальцы для благословения в жесте, который самому Майку казался наиболее могущественным из всех жестов в мире.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – произнес отец Каванаг. – Аминь.
С некоторой долей поспешности Майк протянул ему бутылочку. Отец Каванаг улыбнулся и покачал было головой, но потом окропил могилу несколькими каплями воды и снова перекрестил ее. С некоторым опозданием Майк повторил его жест.
– Ты удовлетворен? – спросил его отец Каванаг.
Майк напряженно смотрел на могилу. Никаких стонов из-под земли. Никаких струек дыма оттуда, куда упали капли святой воды. Он подумал, а не идиот ли, собственно, он.
Они медленно двинулись к воротам кладбища, туда, где стояла машина и священник начал рассказывать мальчику о некоторых погребальных обрядах разных времен.
– Отец, – Майк замер на месте и испуганно схватился за рукав ветровки священника, указывая в другую сторону.
До ограды кладбища оставалось всего несколько рядов могил. Кусты вечнозеленых растений, что-то вроде можжевельника с толстыми мощными сучьями и колючими иглами, темнели футах в пятнадцати от них. Они казались такими же старыми, как самые старые из могил, примерно начала века. Три дерева образовали почти правильный треугольник, между ними темнела маленькая полянка.
В самой гуще кустов стоял Солдат. Последний отсвет сумерек освещал его широкополую шляпу, медную портупею, грязновато-серые обмотки.
Что-то внутри Майка даже воспарило от радости, хоть сердце испуганно забилось. Он настоящий! Отец Каванаг видит его! Он настоящий!
Священник действительно видел это. Его тело напряглось, потом расслабилось и он наклонился к Майку. Чуть улыбнувшись он произнес:
– Конечно, Майкл, – прошептал он. – Мне следовало бы догадаться, что если кто и станет подшучивать над такими вещами, то не ты.
Солдат стоял, не двигаясь. Его лица из-за шляпы не было видно.
Отец Каванаг, отстранив рукой Майка, пытавшегося его удержать, сделал ему навстречу три шага. Мальчик застыл на месте.
– Сын мой, – проговорил священник. – Подойди ко мне. – Его голос звучал негромко, увещевающе, будто он звал спуститься с дерева непослушного котенка. – Подойди ко мне, и мы побеседуем.
Никакого движения в тени деревьев. Солдат казался высеченным из камня серым монументом.
– Сын мой, давайте мы с вами побеседуем, – снова повторил отец Каванаг. Он сделал еще два шага вперед и был теперь примерно в пяти футах от молчаливой фигуры.
– Отец, – тревожно позвал его Майк.
Отец Каванаг оглянулся через плечо и улыбнулся.
– В какую бы игру они не играли сейчас, Майкл, думаю, что мы можем… И в это самое мгновение Солдат не то что прыгнул, скорее он каким-то страшным образом катапультировался из кустов. Звук, с которым он бросился на священника, напомнил Майку ту бешеную собаку, с которой Мемо сражалась несколько лет назад.
Отец Каванаг был примерно на фут выше, чем Солдат, но фигура в хаки ударила его высоко, руки и ноги обвились вокруг его тела подобно тому, как большая кошка обхватывает ствол дерева, они оба упали навзничь и покатились. Священник был слишком ошеломлен для того, чтобы издать какие-нибудь звуки кроме кряхтения, а из груди Солдата вырывалось лишь рычание. Они покатились по скошенной траве, пока не оказались прижатыми к одному из старых камней, Содат оседлал священника и своими длинными руками сжал его горло.
Глаза отца Каванага выпучились, рот широко раскрылся, и из него наконец вырвался крик. Но скорее это был не крик, а сдавленное хрипенье. Шляпа Солдата все еще держалась на нем, но поля отогнулись и теперь Майк видел бледно-восковое лицо и глаза похожие на мраморные шарики. Рот Солдата был распахнут, нет, не распахнут, скорее он зиял подобно дыре вырубленной в глине, и внутри этой дыры Майк видел зубы. Слишком много зубов, целый круг коротких, белых клыков внутри круглого безгубого отверстия пасти.