Майк оглянулся через плечо. Вход в их подземелье, маленький четырехугольник света, казался так далеко. Голоса малышей, игравших в парке, стихли, шум проезжавших машин не был слышен.
– Вы что-нибудь еще помните о Старом Централе или о колоколе? – спросил Майк, стараясь не отодвигаться от Минка.
На лице Минка снова мелькнула щербатая улыбка.
– Никогда… Не видел, и не слышал… До самого прошлого месяца, когда он вдруг разбудил меня… Здесь, в моей маленькой сухой квартирке… Но я знаю одну вещь…
– Какую вещь? – вдыхать винные пары, вырывающиеся изо рта Минка, не отводить глаза и сидеть здесь было довольно трудно как обнаружил Майк.
– Я знаю, что когда Старый Эшли вставил себе в рот свою двустволку и нажал курок, примерно через год после того, как кончилась война… Первая Мировая, я хочу сказать… Он сделал всем нам большое одолжение. И когда сжег свой проклятый дом тоже. Его парень приехал домой из Пеории, где у Старика родился внук, и нашел своего папашу… Судью, то есть,… Мертвым с разбрызганными по полу мозгами. Все думают, что это был несчастный случай, или что это судья сжег свой дом… Так нет… Я как раз был в садовом домике с одной из служанок, когда увидел как приехала коляска мистера Эшли…, это он после того как женился на своей красотке из Венеции, стал называться Эшли-Монтэгю… Так вот, я был в садовом домике когда мы услышали выстрел и увидели, как мистер Эшли-Монтэгю выскочил из дома, и стал орать, и задирать голову к небу, а потом как схватит бензин и принялся обливать дом со всех сторон. Один из слуг хотел было его остановить… В те времена у них было много слуг, это после войны, когда дела пошли хуже, их уволили… Но не сумел. Он облил все бензином и поджег его. И стоял и смотрел как оно горит. После этого они никогда не возвращались домой, ни он, ни жена, ни сын. Только на Бесплатные Сеансы и приезжают, и все.
Майк кивнул, поблагодарил Минка и пополз к выходу. Его охватило внезапное стремление поскорей выбраться к солнечному свету. Уже почти выбравшись, он обернулся и спросил Минка:
– Минк, а что он кричал?
– Ты чего, сынок? – старик уже казалось забыл, о чем они беседовали.
– Ну сын судьи. Когда он поджигал дом. Что он кричал?
Три зуба Минка желтовато блеснули в темноте.
– А, ну он кричал, что им его не получить… Нет, Господи, меня им не получить.
– А он не сказал, кому «им»? – Майк почти не дышал.
Минк нахмурился, собрал губы в оборочку, что должно было означать серьезный мыслительный процесс, и снова усмехнулся.
– Ага, а ты знаешь, я вспомнил. Он назвал этого парня по имени.
– Парня?
– Ну да… Сирус, вот как. Только произнес он как-то по-другому… Сирис. Он кричал: «Нет, О'Сирис, тебе меня не получить». Вот как было. Я еще подумал, что тот, наверное, ирландец. И зовут подходяще. О'Сирис.
– Спасибо, Минк. – Майк встал, чувствуя, как футболка прилипла к телу, вытер с носа капли пота. Волосы были влажными, а ноги почему-то дрожали. Он отыскал свой велосипед, и поехал домой по Хард Роуд, отмечая, что тени стали длинными под высокой аркой ветвей. Он прекрасно помнил записи Дьюана и тот медленный перевод, который они с Дейлом делали по учебнику стенографии. Ту часть, которую Дьюан переписал из тетради своего дяди, было особенно трудно переводить. Из-за одного слова они снова и снова возились с этими закорючками. Узнал это слово Дейл, он помнил его по какой-то книжке про Египет. Осирис.
На следующий день, в среду тринадцатого апреля Дейл, Лоуренс и Кевин, прихватив с собой Харлена, отбыли в намеченный заранее поход сразу после завтрака. Из всех родителей только мама Харлена не хотела отпускать его на прогулку, но и она в конце концов уступила, когда, как заметил Джим, «поняла, что сможет слинять на свиданье, пока меня не будет».
Ребята тащили с собой чуть не тонну снаряжения, укрепить которое на велосипедах и привезти на место было делом нелегким. Горы спальных мешков, еды, одежда и рюкзаки нагрузили их и без того тяжелые велосипеды, так что почти весь путь они проделали, стоя на педалях и пыхтя от напряжения. Хорошо, что дорожные колеи на Джубили Колледж Роуд и Шестой Окружной были утрамбованы достаточно сильно и колеса не увязали в гравии.
Несколько рощиц – вернее, что-то вроде них – росли вдоль железнодорожных путей к северу от города, но и они были до смешного жиденькими и располагались слишком близко к свалке, чтобы представлять для ребят интерес. Настоящие леса росли в полутора милях к востоку от фермы дяди Генри и к северу от карьера Билли Гоут, позади кладбища. Приблизительно на том месте, где Минк Харпер обнаружил кости Мерита Уиттакера почти пятьдесят лет назад.
Вечером во вторник мальчики провели в шалаше у Майка почти три часа, сравнивая результаты обеих поездок и уточняя дальнейшие планы, пока по Депо Стрит эхом не прокатился зычный крик мамы Кевина: «КЕ-Е-ЕВИ-И-ИН!» и не прекратил затянувшееся совещание.
Переплетенная в кожаный переплет книга, которую Дейл стащил у мистера Эшли-Монтэгю – поступок, в который он сам не мог до конца поверить, пока не вернулся в Элм Хэвен – представляла собой поток фраз на иностранном языке, описание загадочных ритуалов, неудобопонятные описания различных божеств с непроизносимыми именами и массу каббалистических цифровых выкладок. «Едва ли стоило ради этого подставлять свою задницу под неприятности» таков был вердикт, вынесенный Джимом Харленом.
Но где-то на этих заполненных убористыми записями страницах, Дейл в этом не сомневался, должны быть упоминания об Осирисе, или о Стелле Откровения, о которых говорилось в записях Дьюана. Дейл не поленился взять эту книжку с собой в загородную вылазку: еще один дополнительный груз, который надо было тащить с собой по холмам.
Во время этой вылазки вся четверка держалась начеку, каждый раз, заслышав шум грузовика или любой другой машины, они оглядывались через плечо и внимательно провожали ее глазами. Но Школьный Грузовик не появлялся. И самым агрессивным по отношению к ним существом оказался один чумазый ребенок, мальчик это был или девочка сказать было трудно: спутанные волосы и грязная рожица могли принадлежать и тому и другому, который, проезжая мимо в машине, высунул им язык.
Они передохнули в тенистом патио на ферме дяди Джона, пока тетя Лина готовила им лимонад. Развалившись в знаменитых адирондакских креслах, ребята обсудили детали предстоящей вылазки. Тетя Лина предложила им отправиться на пустующее пастбище, мотивируя это открывающимся оттуда прекрасным видом на ручей и ближайшие холмы, но мальчики предпочли раскинуть лагерь в лесу.
– А где ваш приятель Майк О'Рурк? – поинтересовалась тетя Лина.
– У него оказались сегодня дела в городе, в церкви, что ли, – соврал, отдуваясь за всех, Джим Харлен. – Он приедет позже.
Примерно в три часа пополудни вся четверка отправилась на восток, к лесу, оставив велосипеды на попечение тети Лины. Рюкзаки, которые тащили с собой ребята, отличались крайним разнообразием: недорогой бойскаутский рюкзачок Лоуренса был сделан из нейлона; холщовый армейский мешок Кевина, который он позаимствовал у своего отца, слегка припахивал плесенью; длинная неуклюжая дорожная сумка Дейла больше подходила для путешествия на каноэ, чем на велосипеде; толстая скатка Харлена казалась лишь немногим больше, чем повязка на его руке, и была перевязана тем, что выглядело как сотня ярдов веревок и шпагата. Все это снаряжение без конца рассыпалось и пришлось сделать ни одну остановку, чтобы собирать и увязывать его снова и снова.