– И почему же он… тянет? Может, вы, умник, знаете ответ и на этот вопрос?
Камен выдержал надлежащую паузу, прокашлялся и с тоской взглянул на опустевшую бутылку рома. Нет, сегодня он должен быть трезв, как перед рождественской исповедью. Однако же и штурман не прав. Он ведь запросто может оказаться забытым эскадрой, так что его, капитана Камена, должен воспринимать как вестника Божьего.
– Я и в самом деле есть тот единственный, кто это знает, – не очень охотно нарушил свое «молчание обиды» капитан, – в этом можете не сомневаться. Адмирал ждет, что из Марселя прибудет штурман Мадарини.
– Мадарини?! – был буквально сражен этим сообщением Дюваль. Ему и в голову не приходило, что адмирал может прибегнуть к услугам этого чужестранца. Думал, что, возможно, тот наймет Кореля или Свирепого Быка – знатока северных морей. Но прибегнуть к услугам Мадарини!
– Да, представьте себе… Мадарини. Согласен: заносчивый и туповатый венецианец, который, говорят, тоже кое-как научился читать морские карты и даже каким-то непонятным образом сумел уяснить для себя, как пользоваться секстантом. Но есть важное обстоятельство: в свое время, когда Роберт де Роберваль был еще лейтенантом, они с Мадарини служили на одном корабле.
– И все же в Гавр этот венецианец почему-то не прибудет? – с надеждой взглянул Дюваль на капитана.
– Это будет зависеть от того, сумеем ли мы с вами договориться. В город он должен прибыть завтра на рассвете. Но очень может случиться, что по дороге его задержат… некоторые обстоятельства.
– Вот именно: обстоятельства… – не скрывая своего волнения, молитвенно вознес руки к небу Дюваль.
– Но об обстоятельствах, которые случатся завтра, адмирал должен будет узнать уже сегодня.
– Уж не вы ли тот мудрец-висельник, что решится открыть сию провидческую тайну адмиралу де Робервалю? Которого даже самые отпетые пройдохи – капитаны, которые и сами не раз развешивали по реям весь цвет своих команд, называют «взбесившейся скотиной».
– Прежде я хочу услышать ваше согласие.
– Но вы его уже услышали.
– Как-то слишком уж невнятно оно произнесено, любезнейший. Но будем считать, что оно и в самом деле произнесено. Причем очень даже внятно. А потому не станем терять времени. Сегодня же постараюсь поговорить с командором Блэком, лично занимающимся комплектацией офицерского корпуса эскадры.
– Командор Блэк?.. С этим, пожалуй, можно и потолковать. Он хоть и англичанин…
– Нормандец полуанглийских кровей, – уточнил капитан.
– Он хоть и англичанин-полукровок, – еще презрительнее произнес Дюваль, в который раз удивляясь информированности этого сухопутного служаки. – Однако согласен: служба во флоте короля Франции благоприятно сказалась даже на нем.
Довольный ходом переговоров, капитан поднялся и хотел было попрощаться, но Дюваль вдруг спохватился.
– Вы так и не сказали, от кого именно мне следует защищать это эфирное создание. Я имею в виду не трюмную плесень, а офицеров.
– Ну, от вас, как от, скажем так, третьего лица на корабле, будет зависеть многое…
– Вы не поняли меня: если речь идет о матросах, то я зажму их так, что…
– Адмирал зажмет их без вас. Вопрос в том, чтобы точно так же, намертво, зажать… самого адмирала.
Дюваль как-то неестественно выпрямился, так что слегка согбенный позвоночник его чуть было не распался, и, приоткрыв рот, удивленно уставился на капитана, как на портового мессию.
– Н-не понял.
– …Которому герцогиня, напомню, приходится племянницей – окончательно добил его Камен, и, оставшись довольным собой, чинно зашагал к выходу. Он, капитан, свое дело сделал, остальное предоставлял Дювалю.
14
В тот же вечер в номер гостиницы, в котором остановился командор Брэд, не спешивший перебираться на корабль, вежливо постучали, и некий тучный господин попросил разрешения отнять у него несколько минут драгоценного времени. Нет-нет, исключительно по просьбе маркграфа де Мовеля.
Имя маркграфа было хорошо известно командору, а потому, вежливо склонив голову, он пригласил капитана Камена в прихожую. По запаху женских пряностей капитан без труда определил, что явился он явно не вовремя, о чем покаянно сообщил командору, добавив при этом, что только служба да обязательства перед маркграфом де Мовелем заставляют его…
– Не будем расточаться в излишних объяснениях, – вежливо прервал его Брэд.
– В таком случае я окончательно умолкаю, и пусть говорит маркграф де Мовель, – вручил ему капитан письмо маркграфа.
Командор бегло прочел его, и, сохраняя внешнюю невозмутимость, медленно, величественно покачал головой:
– Мадарини задержан полицией! Этого следовало ожидать. Я давно считал, что непозволительно пользоваться услугами венецианца в качестве штурмана. Тем более, что речь идет об освоении новых территорий, о том, в чем у нас нет более серьезного соперника, нежели венецианцы.
– Маркграф такого же мнения, сэр, – почтительно молвил капитан. – Хотя и знает что Мадарини уже немало прослужил во французском флоте.
– А этот штурман Дюваль… В общем-то, я немало наслышан о нем, но лично… Да и согласен ли он будет…
– С ним уже переговорили. Он согласен. Завтра поутру прибудет на «Короля Франциска».
– Предварительно мне хотелось бы обменяться с ним несколькими словами еще здесь, а не на борту.
– Что значительно упрощает мою миссию. Через час он явится к вам.
– Через два.
– Именно это я и имел в виду: через два. И можете не сомневаться, что в лице старшего штурмана Дюваля вы получите на борту флагманского корабля и во всей эскадре преданнейшего вам офицера. Лично вам… преданнейшего.
– Но ведь вы согласитесь, что, выходя в Великий Океан под командованием такого адмирала, как де Роберваль, это немаловажно: полностью полагаться на третье лицо в эскадре.
– Маркграф де Мовель такого же мнения. Тем более, что на борту появится еще одна особа…
– Знаю, герцогиня Маргрет де Роберваль.
– С которой, если учесть их родственность, у адмирала более чем странные отношение, сэр. И есть люди, в их числе и маркграф де Мовель, заинтересованные в том, чтобы смягчить удар судьбы, постигший юную герцогиню.
– Это наш общий долг, – вежливо согласился командор.
Пока одни люди маркграфа проверяли списки корабельных команд и, имея приметы Роя д’Альби, осматривали портовые таверны и даже подпольные бордели; другие, с помощью слуг и друзей хозяина особняка, Артура де Мовеля, оповещали всю городскую знать о предстоящем бале в честь красавицы-герцогини Маргрет де Роберваль, дочери пэра Франции Николя де Роберваля и племянницы адмирала Роберта де Роберваля. При этом каждому из приглашенных сообщали, что мужественная герцогиня решила первой из высокородных дам ступить на новые земли королевства, отважившись на рискованное плавание к неведомому материку, на ужасы и лишения первых колониальных сражений. Это производило впечатление. О храброй герцогине заговорили во всех домах и тавернах.