– Откуда ты знаешь?
– До-га-дываюсь, – по слогам произнесла Бастианна. – И если это так…
– Это так…
– Тогда молись и надейся. В каком-то смысле тебе даже повезло, что Рой какой-никакой медик; а я хоть сама роды никогда и не принимала, но присутствовала и помогала… Вдвоем мы кое-как справимся. Организм у тебя крепкий, – постучим пальцем по дереву, и постучала по своему лбу. – Сколько помню тебя, ни разу серьезно не болела. Редкий организм, почти мужской.
13
Вернулся Рой именно тогда, когда ливень на каких-то полчаса прекратился. Он был доволен: арбалет за спиной, в руках два тяжелых гуся, головы которых тащились по раскисшему склону.
– Я нашел там кусок ветки, который превратил в дубину, – ответил он на молчаливый вопрос Маргрет, почему на одном из гусей, нет следа от стрелы. – Швырнул ее, оглушил птицу, а затем уже… Дубину оставил на краю озера. Завтра поработаю над ней с топором, и у нас получится прекрасное орудие охоты, позволяющее экономить стрелы.
– Ну вот, Бастианна, твои мечты сбылись. Перед нами – истинный охотник, – не без гордости представила герцогиня своего шевалье.
– Теперь-то я и сама вижу, – и на сей раз ограничила себя в исторжении радости Неистовая Корсиканка. Она считала, что добывать пищу – обязанность Роя, и не собиралась хвалить его за то, что он старательно исполняет свой долг. – Сейчас я их выпотрошу, и мы сварим лапы, их не так трудно очистить от перьев. А ты, Рой, отдохнешь и сходишь на ту сторону фиорда. Я приметила, что в одном месте там проступает глина. Мы будем обмазывать птиц глиной и печь на огне, тогда все перья отойдут вместе с комками глины. Потом еще немного поджарить, и «гусь по-охотничьи» готов.
– Какая же ты умница, Бастианна! И ты, Рой. Одна из этих птиц полностью достанется тебе, Рой, – влюбленно взглянула Маргрет на своего добытчика.
– Только в том случае, если завтра он принесет еще хотя бы одну, – сухо обронила корсиканка, обратив внимание, как вдруг резко изменилось отношение ее воспитанницы к Рою. Узнав, что она может стать матерью, Маргрет сразу же прекратила воспринимать его лишь как мужчину, самца. В голосе, во взгляде, в отношении начала проявляться забота о нем уже, как о будущем кормильце ее малыша.
* * *
Когда трапеза была завершена, ливень прекратился, и даже выглянуло солнце. Каменистая почва подсыхала быстро, и уже через какой-нибудь час они отправились осматривать свою хижину.
Больше всего расстроило Бастианну то, что отсырели, а частью совершенно промокли уже хорошо высушенные мох и трава. Но в общем покрытие, которое они успели сделать, да еще густые кроны двух сосен и ели неплохо защищали их хижину даже от такого длительного ливня.
Два последующих дня они прибивали жерди, рубили ветки кедра и клена, стволы каких-то молодых деревьев и, в виде жердей, прибивали их к стропилам. Затем прикрывали их ветками, лапчатым ельником да устилали мхом. Чтобы закрепить эту кровлю, Рой прибил сверху еще несколько поперечных жердей, пространство между которыми они опять устилали небольшим ветками клена, веточками ели, мхом и травой. Теперь им осталось таким же образом накрыть переднюю часть хижины, однако у них уже появился опыт, и работы этой новоявленные островитяне не страшились. Здесь же, в средней части, они выложили из камня кострище, для чего в крыше оставили отверстие, которое, когда костер погашен, можно было прикрывать куском древесины. Кроме того, сверху, в основном от дождя, его прикрывали ветки сосны.
Ночь опять выдалась лунной, напуганные трехдневным ливнем, который завтра мог возобновиться уже как шестидневный, островитяне трудились почти всю ночь. Забыв о медведе, о всяком прочем зверье и привидениях, они несколько раз отправлялись на ту строну небольшого хребта, где на склоне Козьей долины обнаружилось много поваленных деревьев, сухостоя и просто сорванных бурей веток. Значительная часть леса этого южного склона оказалась лиственной, к тому же Маргрет обнаружила целую рощу кедровника, орешки которого обещали быть съедобными, и корсиканка даже уверяла, что их можно будет крошить и использовать вместо пшеничной муки. Отправившись туда еще и вечером, они вдруг обнаружили несколько диких яблонь, плоды которых к осени должны покрупнеть и хоть как-то созреть.
Под утро они все трое так устали, что спускаться вниз, к форту, уже не было сил, поэтому так и уснули в накрытой части хижины, на перине из влажного мха.
Однако поспать утром чуть подольше Маргрет и Рою не пришлось. Их разбудила Бастианна, утверждавшая, что только что к хижине наведывался медведь. Обнаружить его следы на каменистой почве островитянам не удалось, но чувство реальной опасности появилось: если бы медведь напал на них сонных…
– Так что не думайте, что хижину мы уже соорудили, – держала пламенную речь Бастианна. – Во-первых, здесь, по ложбине, ее надо оградить каменной крепостной стеной, чтобы и в самом деле превратить в настоящий форт. При этом заложить все пространство между валунами. Заднюю часть, в которой будем обитать я и малыш, следует утеплить, пристроив к ней еще одну часть – склад для вещей и продовольствия. А в передней части оборудовать «прихожую», которая будет и складом для дров, чтобы у нас всегда было несколько сухих поленьев. Две части, спальню и детскую, мы должны обтянуть изнутри парусиной, сотворив шатер уже внутри шалаша. Ну и, конечно, пол надо устлать шкурами. Стенки тоже не мешало бы…
Выслушав ее, Рой и Маргрет с тоской переглянулись. Перед ними опять представала какая-то немыслимая прорва работы, справиться с которой, казалось, просто невозможно.
– Бастианна, дражайшая вы наша, – не выдержала герцогиня, – чтобы исполнить все надуманное вами, нам срочно придется выписать из Африки десяток-другой рабов.
– Если мы не укрепим ваш «замок», герцогиня, и не будем по очереди дежурить по ночам, нас самих «выпишут» то ли в виде рабов, то ли в виде ужина.
14
Вновь целый день изводил душу мелкий, почти моросящий дождь, однако островитян он не останавливал. Строительство «замка» приближалось к концу, и это их вдохновляло. Он уже был полностью накрыт, а главное, были сооружены скелеты продовольственного склада и склада для дров. Теперь хижина начала напоминать какое-то длинное, неуклюжее строение, которое еще нужно было поперегораживать, утеплить, создать в нем хоть какое-то подобие уюта.
Кроме того, островитяне установили правило: откуда бы они ни возвращались без какой-то тяжелой ноши, обязательно приносить с собой небольшой камень. К счастью, приносить издалека не приходилось, рядом с распадком валялись сотни камней. Еще больше рассеяно их было за хребтом, на склоне Козьей долины. Эти камни пока что сваливали на две кучи, из которой Рой как раз и обещал соорудить стену.
Но какими бы заботами ни были они заняты, каждый из них безо всякого напоминания по десятку раз старался оказаться на жертвеннике или на перевале Козьего хребта, чтобы оттуда взглянуть на океан. И на жертвеннике, и на перевале у них теперь были отгороженные камнями кострища, а под густыми ветвями ели и сосны, прикрытые ельником и мхом, лежали сухие дрова, и древесная труха, благодаря которым можно быстро развести костер. Словом, внешне, вроде бы, все у них ладилось, вот только сердце каждого все больше одолевала тоска. Это она заставляла женщин плакать по ночам; она вынуждала Роя д’Альби надолго уходить на рассвете и под вечер в глубь острова; она превращала жертвенник из островного маяка, еще и в место тоскливого ожидания, ностальгии и плача.