– Вы бывали в Вене, – заметила Кейт, стараясь преодолеть головную боль и послеполетную заторможенность.
– Даже в таких благополучных городах, как Вена, есть приюты, – ответил О'Рурк. – Подождите, я зарегистрирую нас обоих.
Их номера находились на пятом этаже в современной части отеля, расположенной за основным корпусом позапрошлого века. Кейт молча рассматривала серый ковер, серые стены, тиковую мебель и прочую обстановку в духе двадцать первого века.
О'Рурк отпустил рассыльного, сказав ему что-то по-немецки, и направился в свой номер, но Кейт остановила его у двери.
– Майк…, то есть святой отец…, подождите минутку.
Они стоял в узком коридоре. В огромных окнах, напоминающих оранжерейные, открывался вид на черепичные крыши и старые дворики.
– Мистер О'Рурк, – заговорила Кейт, стараясь вырваться из тисков усталости и печали, – я забыла рассчитаться с вами за билет и за…, за все это. – Она слабым жестом обвела коридор.
Кейт знала, что священник одолжил деньги у процветающего друга детства. Первый раз за всю неделю он улыбнулся. На фоне черной бороды сверкнули белые зубы.
– Дейл – писатель, и ему некуда девать легкие заработки. Он был счастлив дать взаймы.
– Нет-нет, я все равно расплачусь с вами за…, за все, – возразила она, слыша, насколько измученно звучит ее голос. Она нахмурилась. – Вы не говорили мне, когда мы все это обсуждали…, что думает ваша епархия, ваш епископ или кто там у вас начальник…, что они думают о цели вашей поездки?
О'Рурк продолжал улыбаться.
– Отпуск, – ответил он. – Шесть лет без отдыха. Все, начиная с Его Преосвященства и администратора ВОЗ, с которым я работал, и кончая моей домохозяйкой в Эванстоне, считают просто замечательным, что я наконец решил развеяться.
Кейт устало привалилась к косяку.
– А что будет с вашей репутацией, если вдруг станет известно, что вы разъезжаете по Европе с женщиной?
О'Рурк подбросил в воздух и поймал звякнувшие ключи от номера. В поездку он отправился с единственной кожаной сумкой, и теперь забросил ее на плечо с непринужденностью бывалого путешественника.
– Моя репутация подскочит до недосягаемой высоты, если меня вдруг увидит сейчас кто-нибудь из семинарских товарищей или преподавателей. Меня всегда считали слишком серьезным. А теперь поспите, а потом мы отправимся на поздний обед или ранний ужин – в зависимости от того, когда вы встанете. Договорились, миссис Нойман?
– Договорились, мистер О'Рурк.
Она посмотрела, как он, посвистывая, шагает по коридору, успев отметить его легкую хромоту, прежде чем закрыла дверь и заперлась на замок.
Встреча с цыганами в Будапеште была у них назначена на воскресный вечер, и О'Рурк заказал билеты на катер с подводными крыльями по маршруту Вена – Бухарест на воскресенье, 6 октября, в восемь утра.
– Последний день навигации для катеров, – сообщил он, когда они прогуливались по Ратхаус-парку на следующее утро. – Зима скоро.
Кейт кивнула, но как-то не слишком поверила. День был теплый, не меньше двадцати градусов, а великолепие осенней листвы в парках и вдоль Рингштрассе лишь придавало всему совершенство. Состоянию души Кейт больше бы соответствовал холод и дождь.
– У нас есть целый день, – сказал священник негромко, как бы извиняясь за то, что вынужден прервать ее мысли. – Есть идеи? Но лучше всего, конечно, вам было бы сейчас отдохнуть.
– Нет, – твердо ответила Кейт. Ей стало тошно от одной мысли, что придется валяться в номере.
– Что ж, тогда можно сходить в художественно-исторический музей, там отличное собрание. А еще нынешний год – год памяти Моцарта.
– Вы, помнится, говорили, что в этом музее есть Портрет настоящего Дракулы? – спросила Кейт.
Она перечитала о правителях Трансильвании все, что смогла найти, после того как три месяца назад определила заболевание Джошуа.
– Да…, кажется. Пойдемте, еще успеем на трамвай номер один.
* * *
Под портретом висела табличка: «VLAD IV, TZEPESCH. WOIWODE DER WALACHEI, GEST. 1477, DEUTSCN 16. JH». Ниже была табличка поменьше с надписью на немецком и английском: «Получено во временное пользование из музея Амбрас, Инсбрук».
Кейт вгляделась в лицо на портрете в натуральную величину. Она профессионально отметила большие, слегка навыкате глаза, возможно связанные с болезнью щитовидки, сильно развитую челюсть и выступающую губу, что обычно указывает на умственную отсталость или некоторые разновидности гипофизных и костных заболеваний. «Платис-пондилолиз? Разновидность характерной аномалии, связанной с тимусной дисплазией и другими признаками ТКИД?» – Жестокие глаза, верно? – спросил священник, который стоял, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на каблуках.
От неожиданности Кейт чуть не вздрогнула.
– Я об этом не думала, – призналась она, глядя на портрет уже без профессиональной предвзятости.
– Нет, – сказала она наконец, – особой жестокости я не замечаю. Пожалуй…, высокомерие. Но он же был князем.
– Да, воеводой Валахии, – согласился О'Рурк. – Самое ужасное во всех зверствах Влада Прокалывателя – это то, что для своего времени они были более или менее в порядке вещей. За счет этого князья оставались князьями.
Он повернулся и перехватил задумчивый взгляд Кейт.
– Так вы действительно думаете, что этот Бела Лугоши имеет отношение к происхождению болезни Джошуа? Кейт попыталась изобразить улыбку.
– Глупо, да? Но ведь вам теперь знакомо клиническое описание иммуновосстановительного процесса, который поддерживает болезнь. Поглощение крови. Увеличение продолжительности жизни. Удивительная способность к самовосстановлению…, почти аутотомирование.
– Что такое «аутото…», что это такое?
– Аутотомирование – защитная реакция некоторых рептилий, например саламандр, когда они отбрасывают хвост, а потом он снова отрастает, – пояснила Кейт. Когда она начала мыслить медицинскими категориями, голова у нее почти перестала болеть. Отступила и темная пелена печали. – Нам не очень-то много известно о регенеративных возможностях саламандр. Мы знаем лишь, что все это происходит на клеточном уровне и требует огромного количества энергии.
О'Рурк кивнул в сторону портрета.
– А что, может быть, в королевскую родословную Влада и затесалась какая-нибудь саламандра? Кейт потерла лоб.
– Я понимаю, что это дико.
На мгновение она прикрыла глаза. Музей наполняли звуки шагов, кашля, разговоров на немецком, звучавшем так же резко, как кашель, случайного смеха, казавшегося таким же безумным, как и ее состояние.
– Давайте присядем, – предложил священник. Взяв Кейт за руку, он повел ее в закуток на втором этаже, где подавали кофе и пирожные. Он выбрал столик подальше от основного потока экскурсантов.