Пять совершенно разных по социальному положению женщин. На вид нет никакой между ними связи. И общее только одно – все жуткие стервы, причем были такими всегда. Насчет Сталины Надежда знала точно, а в остальных случаях полагалась на свидетельства очевидцев. Еще общее у них – возраст, у всех приблизительно дни рождения совпадают с точностью до двух недель, не считая Мадам Джакузи, и всем женщинам исполнилось бы пятьдесят два года.
И дата-то не круглая, вздохнула Надежда, зачем же ее с такой помпой отмечать?
Начнем по-другому. Что знал преступник про своих жертв? Что они все имеют отвратительные характеры – это из области мистики, это пока оставим, обратимся к фактам.
Итак, убийца знал дату рождения каждой женщины, ее возраст, семейное положение, место жительства и место работы. Хотя насчет места жительства… Почти всех он убивал на работе – и директрису школы, и эту… в Институте животноводства, Евдокию-дворника, а также Мадам Джакузи. И только Сталину – в садоводстве. Это можно объяснить лишь тем, что институт, где работала Сталина, да и сама Надежда, – бывший номерной, работал раньше на оборонку. Теперь, конечно, секретность сняли, но проходная и пропуска остались, так что попасть постороннему человеку туда нельзя. А в садоводстве дело значительно проще. Стало быть, преступник знал, что у Сталины есть дача и что поехала она туда одна. Следил он за ней, что ли? Тогда выходит, что он за всеми женщинами следил, знал их привычки. Знал, например, что директриса любит одна в школе допоздна задерживаться, знал, что у этой Точилло, которая глистов изучала, свой отдельный кабинет, куда сотрудников лишний раз и калачом не заманишь, знал, что Евдокия лестницу моет каждый день примерно в шесть утра… Так, следить он за ними, конечно, мог, но как, если можно так выразиться, он с ними познакомился, где и когда он взял их на заметку? Потому что дураку ясно, что выбор преступника не случаен, не зря его считают маньяком.
Надежда откинулась на спинку стула и заложила руки за голову. А вот интересно, думала она, пятьдесят два года – это его любимый возраст. А вдруг он решит, что те, предыдущие, для него несколько староваты, и перейдет на женщин помоложе? Например, сорок восемь – чем не возраст? Именно столько было самой Надежде. Но нужно надеяться на лучшее.
Пять женщин разного общественного положения, но одинакового возраста. Где они могли пересечься? Они могли ходить в детстве в одну школу, но они этого не делали, потому что полиция бы выяснила – такое выяснить несложно. Да Надежда и сама знает, потому что дворничиха Евдокия, например, родилась в деревне в Калининской области и приехала в город, когда ей было двадцать лет. Стало быть, в школу она ходила у себя в деревне.
Они не жили в одном доме – никогда. Это тоже полиция сразу бы обнаружила. Они не регистрировали свой брак в одном и том же ЗАГСе или Дворце бракосочетания, потому что Римма Точилло, например, вообще никогда не была замужем. То же самое касается Дворца малютки, потому что, опять-таки, у той же Точилло и у директрисы нет детей, да и у Мадам Джакузи, кажется, тоже.
Надежда прикидывала и так и сяк, но ничего путного не смогла придумать. Смутная догадка забрезжила у нее в мозгу, но ускользнула, а потом вдруг послышался поворот ключа в замке, и Надежда еле успела убрать подальше разрисованные листки. Оказалось, последнюю лекцию почему-то отменили, и муж сегодня пришел пораньше.
В назначенное время Сергей явился на указанное рыжебородым Юрой место встречи. Тот уже ждал его – в сильно поношенной спортивной куртке, с рюкзаком за плечами. Сергей тоже оделся как велел ему новый знакомый – потеплее и попроще.
– Сюда, – настороженно оглядевшись, Юрий приоткрыл неплотно притворенное окно подвала.
– А что ты так оглядываешься? – шепотом спросил Сергей.
– Да чтобы кошатники, стервецы, окошко не заметили. Заколотят так, что потом в жизни в этот подвал не попадешь. Или не выйдешь. У меня раз так было…
– Как же ты на волю выбрался-то? – полюбопытствовал Сергей.
– Два дня по подвалам шастал, обходной путь искал. Хорошо, бомжи встретились, выпустили.
Проскользнув в окошко, он помог спуститься Сергею. В подвале, как и следовало ожидать, было совершенно темно и пахло плесенью. Юрий повозился в темноте и через минуту узкий луч яркого света прорезал потемки. В первый момент Сергей слегка ослеп, но, привыкнув к новому освещению, разглядел, что источником света был фонарь, прикрепленный к строительной каске, которую надел рыжебородый следопыт.
– Если привык к темноте, то пошли, – сказал Юрий вполголоса, – путь нам предстоит неблизкий.
Сергей побрел за новым своим знакомым, перешагивая горы разнообразного мусора. В горле першило от острых неприятных запахов – смеси цементной пыли, сырости, кошачьей вони. В глубине души Сергей был на стороне пресловутых «кошатников».
Юрий уверенно находил путь среди окружающего хлама. Минут двадцать они шагали по бесконечному подвалу. Сергей уже совершенно не представлял, где они находятся и куда идут.
Неожиданно впереди забрезжил слабый свет. Юрий поднес палец к губам, призывая новичка к тишине, и крадучись двинулся к свету. Выглянув из-за очередного проема, он поманил Сергея за собой.
Подойдя к нему и заглянув через плечо, Сергей увидел идиллическую картинку. Крупный, заросший густой клочковатой бородой до самых глаз мужчина неопределенного возраста возлежал на груде мешковины и разнообразного немыслимого тряпья и при свете горящей коптилки зашивал ватник. В ногах у него мирно посапывала собака неопределенной породы, заросшая такой же густой и клочковатой шерстью как хозяин.
– Это кто к нам пожаловал? – осведомился бомж, почувствовав присутствие людей.
– Это я, Михеич, Юра! – Юрий вышел на свет коптилки, выключив свой фонарь, чтобы позволить аборигену разглядеть себя.
– А, Юрик, заходи! – Михеич сделал приглашающий жест, как гостеприимный хозяин на пороге своей квартиры, однако подниматься с импровизированного ложа не стал. – А ты, Борисовна, что же дрыхнешь? – Он ткнул ногой собаку. – Хоть бы тявкнула! Этак все имущество проспишь! Это хорошо – сейчас добрые люди пришли, а то мало ли тут ходит всяких!
Борисовна жалобно заскулила во сне, оправдываясь, но просыпаться и не подумала.
– А с тобой, Юрик, никак новенький? Я его раньше у вас не видел.
– Это Серега, – лаконично представил гостя Юрий, не заостряя внимания на его профессиональной принадлежности.
– Заходите, ребятки, посидите со стариком, – Михеич указал на пару поломанных ящиков, которые играли в его жилище по надобности роль то стульев, то столов.
– Выпить не хотите ли? – Он достал из кучи тряпья, на которой возлежал, бутылку с белесой мутной жидкостью.
Когда он открыл бутылку, в подвале запахло чем-то острым и тоскливым, как ноябрьские сумерки. Собачка Борисовна от такого запаха проснулась и укоризненно вздохнула.
– Это она меня воспитывает, – пояснил Михеич, – не пей, мол, Михеич! А я ей отвечаю: я оттого и от жены-то ушел, что она меня воспитывала, а тебя, шавка подзаборная, просто вон выкину!