– Вот-вот, – поддакнуло бежевое пальто, – для ухода за престарелой теткой тебя пропишут. А если что – я помогу, юристы знакомые найдутся, уж ты не беспокойся.
После ухода визитеров Барсуков налил себе полстакана неразбавленного виски, что было совершенно не в его правилах, и с тоской представил себе тети-Клавину коммуналку с десятью скандальными соседями и саму тетю Клаву – вздорную неопрятную старуху, непрерывно курящую ядреный «Беломор» и хриплым прокуренным басом комментирующую политическую обстановку в стране. Определенно, жизнь была кончена.
Надежда Лебедева не могла спокойно спать уже три ночи. Во-первых, дело о маньяке с розой так глубоко запало ей в душу, что она воспринимала его очень близко к сердцу и жаждала раскрыть его едва ли не сильнее, чем сам капитан Гусев. Во-вторых, у нее разболелся зуб. Как всякий нормальный человек, Надежда боялась зубных врачей. Это осталось у нее с советских времен, когда бедные обыватели рядами маялись в коридоре, слыша из кабинета стоны своих собратьев по несчастью и вдыхая запах горелой кости. Нервы у Надежды Николаевны всегда были крепкими, но такие воспоминания кого хочешь выведут из себя. Днем зуб утихал, и Надежда с облегчением о нем забывала, но ночью он довольно сильно давал о себе знать.
Не в силах терпеть дольше такое безобразие, Надежда здраво рассудила, что до Нового года все равно нужно с зубом что-то сделать, а то, по народной примете, весь следующий год будешь зубами мучиться. Поэтому она зажала в кулаке малое количество денег и позвонила в дверь к соседке Марии Петровне с целью уговорить ту познакомить ее с печально знаменитым теперь в их микрорайоне стоматологом Маргаритой Ивановной, той самой, которая нашла в собственном подъезде убитую дворничиху Евдокию. Надежда решила воспользоваться своим больным зубом и соединить, так сказать, приятное с полезным – полечить зуб и разузнать кое-что про Евдокию.
– Ты что, Надя, сегодня такая грустная? – спросила, открывая дверь, Мария Петровна, которая в их доме известна была зоркими глазами и умением анализировать собственные наблюдения со скоростью компьютера «Пентиум».
– Вот как раз поэтому к вам с просьбой, – вздохнула Надежда. – Отведите меня к Маргарите Ивановне насчет зуба.
– С нашим удовольствием! – расцвела Мария Петровна. – Сейчас прямо и пойдем, позвоню только. Ты не бойся, она доктор хороший и берет недорого.
Маргарита Ивановна оказалась дома, очень обрадовалась и пригласила к себе немедленно. Надежде она понравилась. Спокойная такая, приветливая женщина, и не скажешь, что зубной врач. Мария Петровна удалилась, а Маргарита Ивановна усадила Надежду в настоящее зубное кресло и занялась своим непосредственным делом, причем насколько могла судить Надежда, выполняла его неплохо. Кроме всего прочего, Маргарита Ивановна развлекала Надежду приятной беседой, а поскольку с открытым ртом Надежда могла только мычать и кивать, то разговор велся в форме монолога.
– Очень на меня повлияла смерть Евдокии. То есть не сама смерть, а то, что я ее обнаружила. Руки после этого неделю тряслись, думала, что работать вообще не смогу. Но время прошло, и успокоилась я, квалификацию не утеряла.
– Угу…
– Вот больше месяца прошло, все у нас утряслось. Теперь спокойно людей принимаю, а то Евдокия мне все нервы истрепала. И другие соседи теперь по ночам спят, никто их в шесть часов не будит… Сплюньте.
– А кто у вас теперь дворником? – спросила Надежда, обретя на время способность разговаривать.
Маргарита Ивановна засмеялась.
– Ой, это отдельная история, интересная. Как похоронили Евдокию, прошло несколько дней, приходят из ЖЭКа Лешку, сына ее, выселять. Потому что площадь у них была ведомственная, полагалась дворнику. Лешка расстроился, деваться-то некуда, стал проситься в ЖЭК на работу, чтобы квартиру оставили. Пристроили его временно дворником, другую работу побоялись давать, потому что, сами понимаете, если сантехником – так может по пьяному делу весь дом залить, а электриком – так еще током дернет насмерть, отвечай за него потом. Ну, метет он помаленьку, мусор убирает, а тут одна женщина из соседнего подъезда вдруг просит его люстру повесить. Если электрика вызывать, то это же надо деньги платить, а Лешка парень не жадный, он и за так сделает.
В общем, влез он на стул, а люстра какая-то бракованная оказалась. И как хватанет Лешку током! Другой бы насмерть, а Лешку сразу со стула сбросило, поэтому он недолго в контакте был. Значит, лежит он на полу без сознания, та, хозяйка-то, перепугалась насмерть, трясет его, искусственное дыхание делает. Очнулся он и сначала ничего не помнит, минут десять так просидел, а потом все нормально. И самое интересное – пить с того момента вовсе бросил! Такой стал – аккуратный, хозяйственный, люстру той женщине повесил и еще много чего переделал. Так что теперь, может, квартира Евдокиина скоро освободится, потому что Лешка к той женщине переедет. А на работу он устроился дежурным электриком, потому что люди говорят, что если один раз его электричество пощадило, то больше никогда не тронет.
– Сомнительно что-то, – в очередной раз отплевавшись, вымолвила Надежда.
– Насчет электричества – сомнительно, а что пить бросил – это точно. Участкового Павла Савельича я тут недавно встретила, так он тоже удивлялся. Не закрывайте рот.
И в таком духе продолжалось еще полчаса. Отмучившись наконец, Надежда про себя сделала выводы, что Евдокию в доме если и вспоминают, то недобрым словом из-за массы мелких гадостей, которые она успела сделать людям при жизни.
– Да бог с ней совсем! – Маргарита Ивановна махнула рукой. – Уж если Майя ее простила…
– А кто такая Майя? – вскинулась Надежда.
– Да это так тут, соседка, – неохотно ответила Маргарита.
– Убийцу до сих пор не нашли. – Надежда сознательно повернула разговор в сторону. – Да и найдут ли, никто его не видел…
– Да. – Маргарита Ивановна смотрела решительно на Надежду. – Сложное у меня положение, но, как говорится, не могу молчать. В общем, есть у нас тут одна… Майя Борисовна. Тихая женщина, сейчас одинокая. А раньше жила вдвоем с сыном. Сын учился в институте, а потом заболел, бросил, затем снова поступил… да время-то упустил, ну, в общем, выследила его Евдокия и навела этих, из военкомата. У нашей Евдокии просто страсть какая-то была, ходила по квартирам, выискивала призывников и повестки им вручала. Причем из чистой, так сказать, любви к искусству. Потому что денег ей за это никаких не платили. Бывает, домой ее не пустят, так она могла парня часами у подъезда караулить. Так и в этом случае. Мать просила, ему и всего-то отсрочку нужно было небольшую, но парень, сын-то, стал там разговаривать резко, всех против себя восстановил, не по злобе, а по неопытности, так-то мальчик хороший был… в общем, отправили его в горячую точку.
– Ужас какой!
– Да, а сын-то единственный. И Майя наша заболела, а когда он там пропал без вести, то она и вовсе стронулась. Стала в церковь ходить, больше, говорит, никто не поможет. И все ходила и ходила, и днем, и рано утром…