– Вы знаете, – неуверенно начала Надежда, – я всегда считала, что люди не меняются. То есть как родилась женщина стервой, так и будет ею до самой смерти. А вы утверждаете, что гиенами некоторые дамы становятся с возрастом…
– Нет-нет, вы не поняли! – заторопился доктор. – Естественно, они с самого начала рождаются гиенами. Но это не сразу становится заметно. Поэтому я и выбрал такой возраст – пятьдесят два года. Биологический жизненный цикл женщины к этому времени завершается, то есть она не способна к деторождению. Стало быть, она уже выполнила свое предназначение – родила детей, воспитала их, и, кстати, вовсе не обязательно, что ее дочери тоже будут гиенами, это спорно. И вместе с тем именно в этом возрасте гиены могут принести наибольшее зло, так как добиваются власти.
– Вернемся к вашему эксперименту, – устало произнесла Надежда, ей все это начинало сильно надоедать, хотелось домой, поговорить с нормальными людьми, а не с этим психом.
Раздражение Надежды усугублялось тем, что она чувствовала, что в чем-то сумасшедший доктор прав. Но ведь такого не может быть!
– Насколько я понимаю, с первой серией у вас не все прошло гладко? Ведь одно убийство у вас, если можно так выразиться, вульгарно сперли?
– Да… – Трегубович замолчал резко, как будто споткнулся. – Не скрою, это последнее убийство меня несколько… деморализовало… но только сначала. То есть я очень удивился, когда услышал про него по телевизору.
– Стало быть, эксперимент ваш не удался! – злорадно воскликнула Надежда.
– Отчего же, отчего же… – произнес Арсений Петрович загадочным тоном. – Конечно, какой-то жалкий дилетант вмешался в мою работу, нарушил чистоту эксперимента, но я свою серию тоже завершил. Поймите, Надежда Николаевна, я ведь ученый, мне не нужна скандальная известность, мне важнее подтвердить свою правоту, правоту своей теории.
– Как? Значит, еще одно убийство?
– Надежда Николаевна, – поморщился доктор, – я просил вас не употреблять таких слов. Мне больше нравится называть это серией экспериментов…
– А какое участие в вашей работе принимала та полная блондинка из справочной? Она полностью в курсе ваших дел? Вы излагали ей вашу теорию?
– Она… – в голосе Арсения Петровича появились странные нотки, – она не совсем в курсе.
– Значит, она помогала вам просто так, по доброте душевной?
– Я вас умоляю, у гиен не бывает души и тем более доброты!
– А, так она тоже гиена? – вскрикнула Надежда. – Как же вы ее уговорили вам помогать?
– Она очень хотела выйти за меня замуж, – усмехнулся доктор. – Не делайте такое лицо, – оскорбился он, заметив, как Надежда пренебрежительно оглядела всю его невысокую фигуру, – у меня трехкомнатная квартира в центре, на Мойке, окна на набережную. Живу я там со старухой матерью, ей восемьдесят восемь лет. Так что приданое у меня недурное, Раисе очень хотелось его получить. И хватит об этом, вопрос закрыт! – внезапно рассердился он.
До Надежды дошло, что он употребляет в отношении полной блондинки только прошедшее время, и она в ужасе воскликнула:
– Так она и есть пятая жертва?
– Не жертва, а участник эксперимента! – закричал Арсений Петрович. – Прошу не путать!
– А я, я тоже стану участником вашего эксперимента?! – заорала Надежда, потеряв всякую осторожность.
– Мне кажется, у вас есть еще несколько лет. Для моей работы вы еще не созрели.
– Я не гиена! – возмутилась Надежда. – Я не пытаюсь получить власть над людьми, у меня хороший характер и любящий муж. На работе тоже со всеми лажу, я не гиена!
– Возможно, – равнодушно согласился Арсений Петрович. – Но все равно придется вас устранить – вы слишком много узнали и можете помешать научному прогрессу, а это недопустимо.
– Под каким же названием войдет в историю науки ваша теория? – язвительно спросила Надежда.
– Не знаю, – смущенно замялся Арсений Петрович, – может быть, просто… теория Трегубовича… или возрастной метаморфоз Трегубовича.
Надежда почувствовала, что настал подходящий момент: доктор несколько расслабился, отвлекся, она тем временем узнала о нем достаточно много, он даже в порыве самолюбования назвал свое место жительства. Но не следует забывать, что перед ней – опасный маньяк, на счету которого пять убийств. Теперь и ее жизнь в смертельной опасности, и необходимо что-то делать, причем именно сейчас.
Боковым зрением она давно уже приметила круглый белый табурет. Шагнув к нему, Надежда схватила табурет за ножку и замахнулась на Трегубовича. Однако, с удивительной для его лет реакцией, Арсений Петрович перехватил импровизированное орудие и вырвал его у Надежды из рук.
Поведя головой, как будто ему тесен воротник, он раздраженно буркнул:
– Что же это вы… с виду вроде бы интеллигентная женщина, а пользуетесь такими хулиганскими приемами. Надо же, табуреткой меня хотела двинуть! Я очень разочарован.
– А мне плевать, – ответила Надежда. – Я тоже разочарована. Вы с виду тоже приличный человек, говорят – хороший хирург, а я всегда с уважением относилась к людям этой профессии, а на деле оказалось – обычный убийца!
– Опять вы употребляете такие слова! – заорал доктор. – Я не убийца а ученый, проводящий важнейший научный эксперимент!
– Слышали уже! – огрызнулась Надежда.
Понизив голос, Трегубович продолжил:
– Я хотел обойтись с вами мягко, как с порядочной женщиной. Но теперь я вижу, что вы этого не заслуживаете.
Он заломил руку Надежды за спину и потащил ее к тяжелому металлическому, похоже, что бывшему зубоврачебному креслу. Закусив губы от боли, Надежда пыталась сопротивляться и даже укусить злодея в плечо, но безуспешно. Тогда она решила действовать более удобным оружием – насмешкой. Как можно язвительнее она проговорила, вернее, прохрипела:
– А где же ваша знаменитая роза? Или мне розы не положено? Ах, ну да, у меня ведь сегодня не день рождения! И вообще я на вас страшно обижена – ведь мне еще очень далеко до вашего любимого возраста! Прибавить женщине несколько лет – да это похуже смерти будет!
Надежда несла чушь, а сама все больше и больше падала духом. Похоже, что никто не придет ей на помощь и свои дни окончит она очень скоро с помощью этого ненормального.
– Заткнетесь вы когда-нибудь? – рявкнул Трегубович. – Вас, похоже, даже могила не исправит!
С этими словами он толкнул Надежду в кресло и широким пластырем примотал ее запястья к подлокотникам. Надежда, улучив момент, изо всех сил пнула его свободной ногой по щиколотке. Арсений Петрович тихо выругался, потер ушибленное место и примотал ноги Надежды к ножкам кресла.
– Ну вот, – удовлетворенно констатировала Надежда, – теперь вы не только кривошеий, но еще и хромой!
Трегубович злобно рявкнул:
– Если не заткнетесь, я вам еще и рот пластырем заклею!