Ирка пообещала позвонить, как только будут у нее какие-то новости. На том и распрощались.
А Лола вспомнила, что когда вытаскивала по просьбе Генки Субботина (чтоб ему провалиться в канализацию и там оставаться сто лет!) документы из сейфа, то кое-что успела сфотографировать на свой телефон. Сейчас она в спешке искала те снимки.
Неужели пропали? Немудрено с такой жизнью, что ведет она последнюю неделю. В парикмахерскую некогда сходить, да что там, в зеркало на себя взглянуть некогда!
Тут Лола, разумеется, сильно преувеличила, но некому было ей возразить.
О, вот они, наконец, эти снимки! Правда, так мелко все, ничего не разобрать.
Лола устроилась в Лениной комнате, чтобы перенести снимки на компьютер. При этом пришлось согнать из компьютерного кресла кота Аскольда, который любил иногда покрутиться в кресле, как маленький. Аскольд был очень недоволен, даже зашипел слегка, но царапаться не стал.
На экране мелькали какие-то цифры и слова. Лола никогда не была сильна в финансовых документах, поняла только, что речь идет о строительстве жилищного комплекса «Зеленые поляны». Ну да, и на папке была такая же надпись.
В зеленом и живописном районе Петербурга, на Крестовском острове, располагается красивый старинный особняк.
Этот особняк выстроил в самом начале двадцатого века банкир Куликов и подарил его своей жене, знаменитой цирковой артистке, танцовщице на проволоке Амалии Пубертини.
Амалия вскоре умерла от скоротечной чахотки и перед смертью завещала особняк цирковому обществу, с тем чтобы в нем селились стареющие артисты цирка, которые по возрасту и состоянию здоровья уже не могли работать на манеже. В дополнение к особняку Амалия оставила немалые деньги, на которые ветераны манежа могли безбедно прожить свои закатные годы.
Царь своим указом освободил особняк и прилегающий к нему обширный сад от всяких налогов, и некоторое время старые артисты цирка жили в нем припеваючи.
Затем произошла революция. Царские указы утратили силу, но до особняка на Крестовском острове у новой власти некоторое время не доходили руки, и цирковые ветераны доживали в нем свои дни. Правда, денег на их содержание никто не выдавал, и им приходилось уходить из дома на заработки. Старые фокусники подрабатывали гаданием и фокусами на картах, укротители попрошайничали с дрессированными собачками и обезьянами, в общем, перебивались кто как может.
Так этот дом просуществовал некоторое время, пока власть в стране не укрепилась и не вспомнила о ветеранах манежа. В высшем руководстве нашлись любители цирка, поэтому царский указ оставили в силе и даже выделили дому некоторые средства.
Дом и просуществовал до нашего времени, предоставляя кров и стол состарившимся жонглерам, воздушным гимнастам, иллюзионистам и представителям других цирковых профессий.
В этот-то дом и отправился Маркиз.
Поднявшись по широкому каменному крыльцу, он вошел в холл и столкнулся с сухонькой, сильно напудренной старушкой в шляпке, украшенной гроздью стеклянного винограда.
– Мадам, не подскажете, где я могу найти Леопольда Давыдовича?
– Фик-фок на один бок! – проговорила старушка неожиданно высоким, почти детским голосом, кокетливо поправив шляпку. – А вы мне конфет не принесли?
Предусмотрительный Маркиз сделал несколько отвлекающих движений руками, и в его правой руке, словно из воздуха, появилась коробка шоколадных конфет.
– Сразу видно приличного человека! – промурлыкала старушка, отправляя в рот одну за другой четыре конфеты. – Чай пила, конфеты ела, позабыла, с кем сидела…
– Так где же я могу найти Леопольда Давыдовича? – повторил Леня свой вопрос.
– Ах, так вы к Леопольду… – разочарованно протянула старушка. – А я уж думала, что ко мне… Леопольд, он в своей комнате. Это третья дверь налево по коридору…
Маркиз поблагодарил старушку и пошел в указанном направлении.
Она проговорила ему вслед звонким детским голосом:
– В этой маленькой корзинке есть помада и духи, ленты, кружево, резинки – что угодно для души…
Подойдя к третьей двери, Маркиз постучал.
– Входите! – донесся из-за двери густой красивый голос.
Леня толкнул дверь и оказался в небольшой, заставленной старой мебелью комнате. Должно быть, когда-то этой мебелью была обставлена целая квартира, и сейчас она едва помещалась в комнате. Здесь было несколько кресел красного дерева с оскаленными львиными мордами на подлокотниках, диванчик с потертой бархатной спинкой, ломберный столик с гнутыми ножками, покрытый поеденным молью зеленым сукном, несколько венских стульев, изящный секретер и еще несколько предметов мебели. Все вместе это напоминало скорее не жилую комнату, а небольшой антикварный магазин, дела в котором идут не самым лучшим образом.
В довершение ко всему, стены комнаты были оклеены многочисленными выцветшими афишами. На всех этих афишах был изображен один и тот же человек, но в разные периоды своей жизни. Впрочем, на всех афишах это был атлетически сложенный мужчина с густой львиной гривой темных волос и длинными, лихо закрученными усами. Подписи на афишах сообщали, что это – Леопольд Страдивари, знаменитый укротитель.
Фамилия Страдивари была сценическим псевдонимом, настоящей фамилии Леопольда не знал никто.
Правда, на этих же афишах красовались не львы, не тигры, не слоны и даже не медведи, а пудели, болонки и другие собачки не самых крупных пород.
Леопольд Страдивари всю жизнь дрессировал собачек и достиг в этом искусстве необычайных высот. Его собачки умели считать (по крайней мере, до десяти), лаем отвечали на самые заковыристые вопросы, разыгрывали замечательные сценки.
Эти выступления имели огромный успех, особенно среди самых маленьких зрителей.
Но теперь Леопольд сидел в углу комнаты в глубоком кресле, к которому он был практически прикован безжалостным артритом. Он превратился в маленького, сухонького старичка. От прежнего Леопольда Страдивари остались только великолепные усы и густой, выразительный голос.
– Здравствуйте, Леонид! – пророкотал Леопольд. – Чем я обязан вашему появлению?
– Да вот, решил проведать, посмотреть, как вы живете… – Леня поставил на ломберный столик перед Леопольдом бутылку зеленого ликера и начатую коробку конфет. – Я помню, что вы любите шартрез и чернослив в шоколаде. Извините, конфеты по дороге подъела старушка с виноградом на шляпке…
– Ах, это Зизи! – поморщился Леопольд. – Вечно она ко всем пристает! Ей вообще нельзя сладкого!
Не вставая с кресла, он достал из маленького резного шкафчика пару ликерных рюмок, разлил ликер, пригубил, и по лицу его разлилось блаженство.
– Угодили, Леонид, угодили! – проговорил он. – В моем возрасте и моем положении остается так мало радостей, но это – одна из них…
Леопольд взял конфету, откусил от нее крошечный кусочек и снова пригубил ликер. Леня заметил, что шартрез в рюмке почти не убавился: Леопольд умел растягивать удовольствие.