На Парвати вспыхнула гражданская война.
На Седьмой Дракона царило ликование, отдававшее безумием. Грянула революция, за которой последовала эпидемия ретровирусной чумы.
Фудзи погрузилась в философическое смирение Здесь сразу же начали строить орбитальные верфи для создания флота спин-звездолетов.
На Асквите смута принесла победу Социалистической лейбористской партии в мировом парламенте.
На Пасеме молились. Новый папа, его святейшество Тейяр I, созвал Вселенский (XXXIX Ватиканский) собор и объявил о начале новой эры в жизни Церкви. Он уполномочил собор заняться подготовкой миссионеров, которым предстояло отправиться в долгие путешествия, – сотен и тысяч миссионеров. Папа Тейяр объявил, что они никого не будут обращать в свою веру, но займутся изысканиями и научными исследованиями. Церковь, подобно многим существам, привыкшим жить на грани вымирания, приспосабливалась и пребывала.
На Темпе – смута, бойня, в силу вошли демагоги.
На Марсе генштаб какое-то время поддерживал мультисвязь со своими разбросанными по Вселенной силами. Именно он подтвердил, что «волны вторжения Бродяг» повсюду, за исключением системы Гипериона, немедленно улеглись. Перехваченные корабли Техно-Центра оказались пустыми, а память их компьютеров стертой. Вторжение прекратилось, будто его и не было.
На Метаксе начались беспорядки и репрессии.
На Кум-Рияде самозваный шиитский аятолла, выехав на белом осле, собрал сто тысяч приверженцев и за несколько часов сверг правительство суннитов. Революционное правительство восстановило власть мулл и перевело стрелки часов на две тысячи лет назад. Народ торжествовал.
На Армагасте, пограничном мире, дела шли, в общем, как обычно, только вот не хватало туристов, археологов и других привозных предметов роскоши. Армагаст был лабиринтным миром. Его лабиринт остался пуст.
В Новом Иерусалиме, орбитальной столице Хеврона, возникла паника, но старейшины быстро восстановили порядок в городе и на планете. Была составлена программа выживания. Те немногие предметы первой необходимости, которые раньше поступали с других миров, распределялись по карточкам. Люди принялись осваивать пустыню, расширять фермы, сажать деревья. Они жаловались друг другу на свои невзгоды, благодарили Бога за избавление, роптали на того же Бога за неудобства, которые это избавление принесло, – в общем, жили привычной жизнью.
На Роще Богов по-прежнему пылали целые континенты, заволакивая небеса дымом. Не успел остыть след последнего из «Роев», как за облака взмыли десятки кораблей-деревьев, защищенных силовыми полями, которые создавали эрги. Термоядерные двигатели вывели их на орбиту, и они, перейдя в спин-режим, разлетелись по всей Галактике. К далеким, напряженно ожидающим вести Роям полетели тамплиерские мультиграммы. Началось возрождение жизни.
На Центре Тау-Кита, средоточии власти, богатства, предпринимательства и бюрократии, ошалелые голодные жители покидали опасные экобашни, бездействующие города и орбитальные поселения и отправлялись искать виновного. Иными словами – козла отпущения.
Далеко ходить не пришлось.
Когда порталы были разрушены, генерал Ван Зейдт находился в Доме Правительства. Теперь он стоял во главе гарнизона из двух сотен морских пехотинцев и шестидесяти восьми охранников. Бывшего секретаря Сената Мейну Гладстон сопровождали шесть преторианцев – их прикрепил к ней Колчев, отбывший вместе с видными сенаторами на первом и последнем прорвавшемся челноке ВКС. Разъяренная толпа разжилась где-то ракетами класса «земля-космос» и боевыми лазерами. Ни один из трех тысяч служащих и беженцев не мог покинуть комплекс Дома Правительства. Им оставалось уповать лишь на силовые заграждения.
Гладстон стояла на передовом наблюдательном пункте и следила за давкой в Оленьем парке. Зрелище было кровавое. По меньшей мере трехмиллионная толпа уже успела разгромить английский сад и большую часть парка и теперь напирала на заграждения. А народ все прибывал и прибывал.
– Можно ли отодвинуть поля метров на пятьдесят и тут же восстановить, прежде чем толпа проникнет на территорию? – спросила Гладстон Ван Зейдта. С запада тянулся дымный шлейф от горящих городов. Нижние два метра людского месива походили на прослойку из клубничного джема: уже тысячи были раздавлены, прижатые к силовому щиту напиравшей сзади обезумевшей толпой. Но десятки тысяч других, несмотря на мучительную боль в нервах и костях, вызываемую заградительным полем, карабкались на трупы и как бешеные бросались на невидимую преграду.
– Да, конечно, госпожа секретарь, – ответил Ван Зейдт. – Но зачем?
– Я выйду поговорить с ними. – Голос Гладстон дрожал от усталости.
Генерал уставился на нее, уверенный, что это просто неудачная шутка.
– Госпожа секретарь, возможно, они будут готовы выслушать вас через месяц… по радио или головидению. Через год, а то и два, они простят вас, если, конечно, воцарится порядок, а пайки окажутся достаточно щедрыми. Но только спустя века до них наконец дойдет, что именно вы их спасли. Спасли всех нас!
– Я хочу говорить с ними, – настойчиво повторила Мейна Гладстон. – У меня есть что им сказать.
Ван Зейдт покачал головой и взглянул на офицеров ВКС, которые наблюдали за толпой через смотровые щели бункера. Их лица выражали ужас и недоумение.
– Нужна санкция секретаря Колчева, – сказал Ван Зейдт.
– Нет, – устало возразила Мейна Гладстон. – Он правит империей, которой уже нет. А я – миром, который сама погубила. – Она кивнула преторианцам, и те извлекли из-под своих оранжевых в черную полоску накидок «жезлы смерти».
Ни один из офицеров ВКС не шевельнулся. Тогда Ван Зейдт умоляюще воскликнул:
– Мейна, следующий эвакуационный корабль пробьется!
Гладстон кивнула, но как-то рассеянно.
– Думаю, внутренний сад подойдет. На несколько минут толпа угомонится: отступление защитных полей собьет ее с толку. – Она огляделась вокруг, словно проверяя, все ли сделала, затем протянула руку Ван Зейдту: – Прощайте, Марк. Спасибо вам. Позаботьтесь о моих людях.
Ван Зейдт пожал ее руку, Гладстон поправила шарф, легко – словно на счастье – коснулась браслета своего комлога и вышла из бункера, сопровождаемая четырьмя преторианцами. Маленький отряд пересек вытоптанные сады и медленно двинулся к силовым стенам. Напиравшая с дикими воплями на фиолетовое заградительное поле толпа напоминала взбесившееся тысячеголовое животное.
Гладстон повернулась, подняла руку, словно для салюта, и приказала преторианцам отойти. Те поспешили отступить по развороченным клумбам.
– Давайте же! – сказал командир оставшихся в бункере преторианцев, указав на пульт дистанционного управления силовым полем.
– Пошли вы к черту! – четко произнес Ван Зейдт. Пока он жив, никто не коснется пульта.
Но Ван Зейдт забыл, что Гладстон все еще имела доступ ко всем тактическим цепям. Он успел заметить, как она подняла свой комлог… На пульте замигали красные и зеленые огоньки, внешние поля растаяли и тут же вновь возникли на пятьдесят метров ближе к зданию. Мейна Гладстон осталась наедине с миллионами осаждающих, отделенная от них только узкой полоской лужайки и завалами из бесчисленных трупов, с глухим шумом рухнувших на землю после передвижения защитных стен.