— Вы двое — назад. К нам за спины.
— Почему? — Правитель Тирии обратил к нему взгляд.
Слова прозвучали жестко и отчетливо:
— Потому что лучше, если сейчас они отвлекутся на… — Он запнулся. — Наше тепло и голоса. Мы вооружены лучше, потянем время, пока королева не очнется и…
Без слов поняв его, Тео опять глянул на башню. Раковина над шпилем была по-прежнему закрыта.
* * *
От грохота стрельбы болели уши. Руки, совершенно онемевшие, уже почти отказывались исполнять выученные движения перезарядки. Тео страшно устал. И если в первые минуты его даже радовало то, что от каждого выстрела тварь, лишь отдаленно похожая на человека, падала и рассыпалась, то теперь это не вызывало ничего. Абрисы, возникающие из бесконечных стеклянных топей, шли и шли навстречу — и если некогда они находили жертв по голосу, то более они в голосе не нуждались. Многих из них короли узнавали. Маленькая Бэки так и не сумела выстрелить в того, кто принял облик старого священника. Его уничтожил Золотой Глаз.
Земля вокруг была усыпана сломанными насекомыми. Свободное пространство для отступления заканчивалось. Приходилось теснее жаться друг к другу, что было нелегко из-за отдачи оружия. Но еще худшим казалось другое. Рано или поздно патроны должны были кончиться у всех.
— Бэйзил, как вы справлялись с ними раньше? — рявкнул, перекрывая стрельбу, Тони. — У вас оружие из этой дряни! Вы выковали его, а значит, прикасались к ним. Как?
— Этот клинок был у него всегда, — ответил за пирата Людовик Бродячий. — Ведь так?
Капитан Птиц, бледный и сжавший кулаки, кивнул. Он неотрывно смотрел вперед.
— Да почему? — допытывался Тони, дрожащими пальцами заправляя пулеметную ленту. — Какого дьявола?
Странно, что именно в это мгновение абрисы замедлили свое наступление. Песок больше не извергал их, а тех, что приближались, превратили в оплавленное стекло насекомые. Стрельба остановилась, поэтому стало тихо. Так тихо, что ответ пирата услышали все:
— Возможно, я — их часть и они идут за мной. Возможно, именно я первым привел их сюда.
Людовик медленно опустил оружие, поворачивая голову:
— И что же… ты всегда подозревал это?
— Догадывался. Именно поэтому не оставался на месте. Умирая, я думал о корабле… — пират посмотрел на свои тонкие руки, — о летающем фрегате, который унесет меня от боли. И об оружии, которым я смогу отомстить. Все это я обрел здесь. Но пески все время преследуют меня. И теперь…
— И теперь ты наконец убедился, и из-за тебя, кажется, должны умереть мы? — Людовик скривил губы, впрочем, без особого удивления. — Очень… по-пиратски.
Бэйзил в гневе вздернул подбородок:
— Я явился в надежде, что вы знаете, что делать. Но я не желал прятаться за вами!
— Я ведь всегда подозревал, что ты и они — одно… — пробормотал император-механик, мрачнея лицом. — Почему, почему так поздно?..
— Я вижу, все мы догадывались о многом, но почему-то не делились догадками… — процедил сквозь зубы Людовик Бродячий.
Он смотрел на подозрительно притихший песок, более не поворачиваясь к пирату. Усилившийся ветер вздыбил его волосы и плащ. Тео от этого порыва едва устоял на ногах. Остальные обменялись испуганными взглядами.
— И что, вы предложите теперь убить меня? — Капитан Птиц вдруг усмехнулся, делая шаг. — Я поступил скверно и не стану отрицать этого. Проклятье ведьмы еще на мне. Поверьте, я не испугаюсь.
Он глядел прямо, но Тео видел, что единственный зрачок его сузился. Бэйзил боялся. И все же едва ли он отказался бы от своих слов.
Песок вдруг забурлил снова, заставив всех в страхе обернуться. Сгущаясь и поднимаясь, он складывался во что-то пока непонятное и не издающее звуков — никаких, кроме шуршания. Будто невидимые пальцы быстро-быстро складывали фигуру из бумаги.
— Началось. — Пират встряхнул светлыми волосами. — Пора. Разойдитесь.
— Я не позволю. — Король Тирии стремительно шагнул вперед, закрывая юношу собой, обнажая меч и в упор глядя на соправителей. — Эта дрянь не прикоснется к нему раньше, чем я умру. И ни один из вас. Вам все…
— Господи, — всплеснула руками Ванилла. — Вы что, искренне полагаете, что мы выдаем своих?
— А я бы отдал… — процедил сквозь зубы Людовик и усмехнулся, наткнувшись на взгляд Бэки, — впрочем, нет. Никогда.
Песок зашуршал и зашипел громче, начиная приобретать очертания. Фигура была почти сложена. Зверь с длинным гибким телом вздернул свою точеную голову к небу, все вырастая и вырастая. Потоки ветра, казалось, тянулись теперь именно к нему, срывая неостекленевшие листья с веток и заставляя людей дрожать от холода.
— Обидчик одного члена Семьи обижает всю Семью, — с расстановкой произнес Тони, чуть прикрывая рукой глаз от песка. — Тот, кто желает получить одного из нас, не получит никого или получит всех. Иначе никак. Смыкаем ряды.
— А как же голосование?
Впрочем, по тону Эльзевира понятно было, чью сторону он примет. Император-механик улыбался. Улыбка была сумасшедшей и отчаянной одновременно. А Якоб, бледный и хмурый, не мог найти ответных слов.
Песчаная фигура ширилась и разрасталась. Зверь оживал, расправлял крылья. Открылись сияющие золотом глаза. Казалось, оттуда, из глазниц, пробивался янтарный свет. Создание из тысяч кошмаров и сомнений окончательно обрело подобие разума — насколько могут быть разумными дикие древние пески. Это был дракон — и дракон ждал. Угрожающе покачиваясь, он обратил взор на замерших внизу.
Тео в панике огляделся. Кажется, более никто не знал, что делать, даже Тони и Людовик Бродячий. Они просто стали стрелять, но существо разинуло свою пасть, и от его рева что-то сломалось в хитрых оружейных механизмах. Винтовка и пулемет замолчали. Но дракон не бросился — он продолжал чего-то или кого-то ждать.
Мужчины отступили, закрывая собой прочих, но едва ли способные действительно защитить хотя бы себя. Тони побледнел, не выпуская из рук бесполезное оружие.
— Sancta Maria… [19]
Кажется, он прошептал только такие слова. И кажется, они значили, что правитель Циллиассы отчаялся. Но в то мгновение произошло что-то, чего едва ли кто-нибудь ожидал. Король Якоб опять вынул из ножен свой меч и протянул руку Капитану Птиц:
— Дай клинок.
Пират непонимающе покачал головой:
— Тебе не стоит прикасаться к нему, он…
— Если пустыни, — ворон усмехнулся, — часть тебя… то они и часть меня. Я тоже принес сюда слишком многое… и не все было добрым. Прошу тебя, Бэйзил. Доверься в последний раз. Я так и не расплатился с тобой за спасение.
Блестящая рукоять легла в грубую ладонь, не защищенную перчаткой. По коже тут же расползся чернеющий ожог. Якоб болезненно скривился, но, справившись с собой, возвысил голос: