Потом мы возвратились (нам пришлось нелегко, поскольку отталкиваться было не от чего), предупредили по интеркому А.Беттика, чтобы он приготовился, и приказали кораблю восстановить внутреннее силовое поле. Признаться, я, подобно Энее, не смог удержаться от смеха, когда наши свитера, сандвичи, стулья и книги рухнули на ковер, залитый водой, что выплеснулась из стакана.

В тот же день, вернее, уже вечером (корабль притушил лампы, чтобы создать иллюзию темноты), я в одних носках, без ботинок, спустился в кают-компанию – перекусить перед сном – и услышал странные звуки.

– Энея! – тихонько окликнул я. Тишина. Я подошел к трапу, посмотрел вниз и улыбнулся, припомнив наши кульбиты. – Энея! – Ответа по-прежнему не было. Пожалев, что у меня нет фонаря, я начал спускаться.

Помещение освещали мониторы над саркофагами. Странные звуки доносились из того саркофага, который выбрала себе Энея. Девочка сидела ко мне спиной, завернувшись в одеяло, из-под которого торчал воротник рубашки Консула, приспособленной под ночнушку. Я опустился на колени рядом с саркофагом.

– Энея?

Девочка плакала, безуспешно стараясь справиться со слезами.

Я прикоснулся к ее плечу. Она повернулась. Глаза покраснели, припухли, щеки мокрые…

– Что стряслось, малышка? – прошептал я. Машинное отделение, где спал в своем гамаке А.Беттик, находилось на две палубы ниже, но благодаря колодцу с трапом слышимость на корабле была превосходной.

Понемногу девочка успокоилась.

– Извините, – выдавила она.

– Ничего. Что стряслось?

– Расскажу, если вы дадите мне платок.

Я пошарил в карманах халата, который когда-то принадлежал Консулу, но ничего не обнаружил. Полез в свой – и наткнулся на салфетку, в которую был завернут недоеденный сандвич. Я протянул салфетку Энее.

– Спасибо. – Девочка высморкалась. – Хорошо, что мы не в невесомости. А то повсюду бы плавали мои сопли.

Я усмехнулся:

– Что не так?

– Все. – Она сдавленно хихикнула. Я не сразу сообразил, что это за звук. – Мне страшно. Будущее, которое я знаю, пугает меня до смерти. Не имею ни малейшего представления, как мы проскочим мимо тех, кто будет нас ждать у Парвати… Я хочу домой, но никогда туда не вернусь. Все, кого я знала, кроме дяди Мартина, давным-давно умерли. А сильнее всего я скучаю по маме.

Я погладил девочку по голове. Ее мать, Ламия Брон, умерла за двести с лишним лет до сегодняшнего дня. Кости этой женщины уже успели обратиться в прах. А для Энеи Ламия Брон скончалась две недели назад.

– Все будет в порядке, – прошептал я, стискивая плечо Энеи.

Девочка кивнула и взяла меня за руку. Ее крохотная, мокрая от слез ладошка целиком уместилась в моей.

– Не хочешь заморить червячка? Как насчет пирожков из челмы с молоком?

– Спасибо, Рауль. Но я лучше лягу. – Энея пожала мою руку, перед тем как отпустить, и я внезапно осознал: Та-Кто-Учит, мессия или кем там суждено стать дочери Ламии Брон – обыкновенный ребенок, который играет днем и плачет по ночам.

Поднявшись по трапу, я оглянулся. Энея отвернулась к стенке, выбившаяся из-под одеяла прядь волос посверкивала в тусклом свете ламп.

– Спокойной ночи, милая, – прошептал я, зная, что она меня не слышит. – Все будет в порядке.

22

«Рафаил» стремительно приближался к вражескому звездолету, который только что вышел из гиперпространства. Сержант Грегориус и его гвардейцы стояли в открытом люке авизо. Облаченные в боевые скафандры, увешанные оружием – лучевыми пистолетами и винтовками, они занимали все свободное пространство. Солнце Парвати золотило визоры шлемов.

– Он у меня на прицеле, – раздался в наушниках голос капитана де Сойи. – Расстояние сто метров. Продолжаю сближение.

Теперь и гвардейцы увидели похожий на иглу корабль. Оба звездолета, надежно защищенные силовыми полями, обменивались залпами лучевых орудий. Визор Грегориуса сделался матовым, посветлел и вновь потемнел, оберегая глаза сержанта от ярких вспышек.

– Подходим к «мертвой зоне». Вперед!

Грегориус махнул рукой, и все трое одновременно сорвались с места. Из ранцевых двигателей вырвалось голубое пламя.

– Уничтожаю поле! – воскликнул де Сойя.

Соприкосновение защитных полей привело к их кратковременной аннигиляции, и этих секунд Грегориусу, Ки и Реттигу вполне хватило, чтобы преодолеть оставшееся расстояние.

– Ки, – произнес сержант. Капрал включил ранцевый двигатель и направился к носу вражеского звездолета. – Реттиг. – Стрелок двинулся на корму. Грегориус не стал гасить скорость, в последнее мгновение перекувырнулся, врубил двигатель – и уперся подошвами башмаков в корпус корабля. Сработали магниты. Сержант расставил ноги пошире, потом опустился на одно колено.

– На месте, – доложил Ки.

– На месте, – повторил секунду спустя Реттиг.

Грегориус снял обернутый вокруг пояса шнур и уложил его на корпусе звездолета. Теперь сержант находился внутри кольца диаметром чуть больше полутора метров.

– Начинаю отсчет, – сказал он в микрофон. – Три… два… один… Время!

Сержант прикоснулся к контроллеру у себя на запястье и невольно моргнул, когда над ним вдруг возник полог из полимерной ткани толщиной в считанные микроны. Десять секунд спустя он оказался в прозрачном мешке – этакий бронированный сперматозоид внутри громадного презерватива.

– Готово, – доложили Ки и Реттиг.

– Заряды. – Сержант прилепил к корпусу мину и вновь приложил палец к контроллеру. – Отсчет. – Корабль медленно вращался, включая то главный, то вспомогательные двигатели, однако силовое поле «Рафаила» вцепилось в него мертвой хваткой. – Пять… четыре… три… два… один… Взрыв!

Грохота, разумеется, не было, зато вспышка получилась на славу. В корпусе возникла дыра около метра в диаметре. Прозрачный мешок начал раздуваться, когда в него хлынул воздух вперемешку с пылью. То же самое происходило и у Ки, мешок которого был виден сержанту с того места, где он стоял. В наушниках засвистел ветер, потом все стихло. Датчики скафандра показывали, что в мешке теперь не вакуум, а кислород с водородом.

– Внутрь! – рявкнул Грегориус, срывая с плеча плазменную винтовку.

Невесомость застала сержанта врасплох – он весь подобрался, приготовившись упасть на палубу. Впрочем, ему потребовалось от силы пять секунд, чтобы приноровиться к обстановке.

Похоже на кают-компанию. Подушки, древний видеоэкран, книжные полки с настоящими книгами…

Из центрального колодца показалась человеческая фигура.

– Стоять! – крикнул сержант в микрофон. Его голос, усиленный коммом скафандра, раскатился по каюте. Фигура, сжимавшая что-то в руке, и не подумала подчиниться.