Продать им Вячеслава в обмен на себя? Хорошо бы попробовать, но как? Тут же получишь подарок из крупнокалиберного «кольта» сумасшедшего Молотова. А ведь придется кричать через дверь или окно!
Тем временем Чума уже дозвонился и орал в микрофон:
— Скорее, мать твою! Они уже на первом зтаже! На двух машинах пришли. Мы тут с Лешкой, а у них автоматы и гранаты. Бери кого есть, и сюда…
«Как же, успеют они, — прислушиваясь к тому, что творилось внизу, мрачно подумал Молибога. — Проклятый Пак сожжет нас тут, но не даст уйти живыми. И что делается во дворе, теперь не посмотришь: очередью разбили камеры, а высовываться и ловить пулю в лоб нет никакого желания. И дернул меня черт задержаться и вообще сегодня поехать сюда! Может, как-то исхитриться отключить Вячика и сдаться?..»
На первом этаже уже закончился первый акт трагедии. Два оставшихся в живых после взрыва охранника быстро были убиты, не успев даже толком оказать никакого вооруженного сопротивления.
Теперь в доме в живых оставались лишь люди Пака и засевшие в гостиной на втором этаже хозяин особняка и его гость и соратник Алексей Петрович Молибога.
— Выбивайте двери! — приказал Пак.
Однако при первом же ударе топора из-за двери бухнули выстрелы, и один из боевиков со стоном схватился за плечо, зажимая рану.
— Эскулапа сюда, — процедил сквозь зубы Пак. Надо же, все так хорошо началось, и он надеялся обойтись вообще не только без потерь, но даже без раненых среди своих людей. И на тебе!
Один из подручных Мартынова побежал искать, где притаилась машина Снегирева, в которой сидел Израиль Львович. Хоть он и не хирург, но должен же уметь перевязывать раны?
— Через окна их не выбьем, — жарко шептал Мартынов в ухо шефу.
— Что ты предлагаешь?
— Связку гранат под дверь — и амба!
— Я хочу взять их живыми. Мне нужно кое-что узнать.
— Газа у нас нету, — с сожалением причмокнул Иван Мартынов. — В морду выпустить одно, а в комнате рассосется. А что, если поджечь?
— Долго, — недовольно поморщился Пак. — Хотя потом все равно придется. Ладно, давай связку!
В холл первого этажа вошел Снегирев, поддерживая под руку бледного Израиля Львовича. Бросив беглый взгляд на оголенное плечо раненого, тот сразу определил:
— Ничего страшного, сквозное, кость не задета. Бинтуя плечо боевичка, он тяжко вздыхал и косился на Сан Саныча, но тот делал вид, что ничего не замечает.
— Ложись все! — скатился с лестницы Мартынов. Сан Саныч повалил доктора, и тут страшно бухнуло наверху. Еще не успел рассеяться дым, как по лестнице уже загремели ботинки ребят Мартынова и следом за ними кинулся разъяренный Пак. Растолкав всех, он первым влетел в гостиную.
Дверь и сооруженную за ней баррикаду из мебели разнесло взрывом. Мелкими осколками сильно посекло Молибогу и взрывной волной откинуло к окну. Он лежал, истекая кровью и закрыв глаза, только часто вздрагивали от боли веки.
Чума тоже был еще жив. Его контузило и сильно рассекло бедро. Под ним уже успела натечь приличная лужа крови. Тем не менее потухающим взглядом увидев своего лютого врага, он попытался поднять «кольт», надеясь захватить Пака с собой на дорогу в рай или ад.
Кореец оказался проворнее. Он растянулся в прыжке и выбил ногой оружие из руки Вячеслава Михайловича. Потом подпрыгнул и всей тяжестью тела обрушился на его грудь, жестоким приемом каратэ ломая Чуме ребра. Раздался жуткий хруст, бывший «вор в законе» дернулся и забился с кровавой пеной на губах. Зло ощерясь, Пак поднял его «кольт» и несколько раз выстрелил ему в голову, превратив череп Вячеслава в кровавое месиво.
— Где Молибога?! — обернулся Кореец. — Он жив?
— Пока да, — ответил от окна один из телохранителей. Он уже вынул из ослабленных пальцев Алексея Петровича пистолет и наклонился, осматривая раны.
— Доктора! Со всеми его причиндалами!
Быстро притащили Израиля Львовича. Тот был бледен и даже, казалось, слегка шатался как пьяный. Следом, брезгливо обходя лужи крови, крадущейся походкой подошел Снегирев.
— Что вы хотите? — спросил доктор.
— Выкачать из этого мерзавца все, что он знает, — кивнул на валявшегося у окна Молибогу возбужденный схваткой Пак.
— Я не реаниматор, — поджимал губы старый еврей. — Я психиатр!
— Вкалывай ему чего хочешь, но он должен говорить! — схватил его за плечо Пак.
— Но это бесполезно! — сжался психиатр.
— Я тебе сказал! Озолочу!
— Смотрите, — Израиль Львович показал на маленькую ранку в голове Молибоги, из которой тонкой, едва пульсирующей струйкой текла кровь. — Осколок, очень маленький, но задел мозг! Ему остались считанные минуты. Если бы не эта рана…
— А, черт! — Пак отпихнул доктора и разрядил оставшиеся в обойме «кольта» патроны в голову Алексея Петровича.
Израиль Львович вцепился в рукав Снегирева и умоляюще прошептал:
— Мне плохо, уведите меня отсюда, пожалуйста! Я вас умоляю, Саша!
— Тащи своего дохляка в город, — через плечо бросил Пак, услышав мольбы психиатра. — Но утром, Сан Саныч, чтобы был, как штык.
— Я буду, — пообещал Снегирев и почти волоком потянул доктора на улицу. Действительно, зрелище здесь не для слабонервных. И, по всей вероятности, действо будет продолжаться.
— Быстрее! — покрикивал Пак. — Найдите сейф, взломайте. Все документы и ценности сюда, мне. Сваливайте в мешок или в какую наволочку, потом разберемся. Он мог вызвать подмогу!
Кореец сердито отшвырнул носком ботинка телефон сотовой связи и подрагивавшими от возбуждения пальцами вытянул из пачки сигарету.
— Что потом? — поднеся ему горящую зажигалку, деловито осведомился Мартынов.
— Собрать оружие и сжечь все, дом попалить со всех углов. Я не собираюсь оставлять ментам улики.
— Понял, — кивнул Иван. — Вы уезжаете?
— Я подожду, пока не вскроют сейф, — решил Пак. — Не копайтесь! В случае чего его можно гранатой, и так нашумели!..
На свежем воздухе доктору стало полегче, но все равно он с трудом доковылял до машины, почти повиснув на Снегиреве, едва подавлявшем в себе брезгливое чувство: врач, называется, рассопливился и начал разваливаться, как баба! Крови, что ли, никогда не видел? Или не знал, что случалось с теми людьми, с кем он «работал»?
Запихнув Израиля Львовича на заднее сиденье, Снегирев лихо развернулся и, быстро выехав на пустынное шоссе, погнал на предельной скорости к Москве. Доктор доктором, но и от места побоища лучше убраться поскорее, это никогда никому не вредило. Кто знает, долго ли там еще провозятся, а могут подоспеть ребята Чумы, или вдруг проявят служебное рвение местные милиционеры. Правда, положа руку на сердце, Сан Саныч не верил ни в то, ни в другое. Но береженого, говорят, и Бог бережет!