Арвид включил прибор, и глаза его полезли на лоб — сигнал был сильный, ясный и четкий. Работал радиомаяк, который Генкин установил на «жигулях» Меркулова. Либо сам Питер гонится за ними, либо кто-то на его машине. Ошибки тут быть никак не может.
— Что будем делать? — с тревогой оглядываясь назад, спросил один из охранников.
— Нажми немного, — хрипло рассмеялся Арвид, доставая микрорадиопередачик. — Я не хочу, чтобы нас задело.
— Думаешь, это он?
— Какая разница? — пыхтя сигаретой, Старик еще раз оглянулся, прикидывая расстояние до преследовавшей их машины. — Он или не он? Господь разберется. Нажми еще, оторвись, ну!
— Прилип, собака! — выругался водитель, увеличивая скорость.
— Еще, еще, — понукал Арвид, держа палец на кнопке.
— Все, — выдохнул охранник, — больше не оторвемся.
— Крепче держи руль, — велел водителю Арвид и нажал кнопку. — Аминь!..
Страшной силы взрыв развернул их «жигули», как лепестки железного уродливого цветка, и одновременно подбросил вверх, выкидывая еще выше останки пассажиров и водителя. Уже мертвый, так и не успевший понять, что произошло, Арвид полетел к небесам. Вернее, полетело то, что осталось от него — часть тела, кусок ноги и чудом уцелевшая шляпа. И тут же бухнул другой взрыв: разнесло бензобак, и остатки неимоверно искореженной машины загорелись…
Внезапная яркая вспышка впереди на миг ослепила Ирину, потом ее машину будто толкнуло упругой струей ударной волны и развернуло боком. Она бешено завертела руль, пытаясь выровнять автомобиль, но колеса попали на полосу льда, и ее завертело еще быстрее, а она, не зная, что делать, ударила по тормозам, боясь врезаться в горящую машину, перегородившую сразу две полосы.
«Жигули» завертелись еще быстрее, их понесло на встречную часть трассы. Тревожно загудел огромный КамАЗ. Ирина отчаянно закричала, когда ее машину задело крылом КамАЗа и ударило об его борт, а потом с неодолимой силой потянуло под его огромные колеса, как картон сминая крышу, с хрустом ломая стойки, наваливаясь многотонной, тупой и жесткой тяжестью, не знающей жалости и не ведающей, что она творит…
Ирина вновь закричала — дико, страшно, и вдруг крик ее оборвался: после краткого мига темноты она увидела себя вместе с Ояром, как в том сне, что привиделся ей прошлой ночью.
Юри, совсем не старый, а молодой и очень веселый, схватил ее крепко за руку и потянул к огромной карусели. Усаживая ее на какую-то зверушку — не то слоника, не то пони, — он заразительно смеялся, запрокидывая голову. И карусель завертелась. А где-то там, за непонятной оградой, похожей на мутное, плохо промытое стекло, остался грустный Петр, смотревший на них с немым недоумением и невыразимой жалостью. И в глазах его стояли слезы.
— Он один там остался, один! — закричала Ирина, показывая Ояру на Петра.
— Я знаю, — смеялся Юри. — Но, может быть, и он скоро придет?
— Он не любит карусели!
— Я тоже не любил, — смеялся Ояр. — Мы не станем его ждать. Впрочем, станем, но не будем торопить. Здесь так хорошо, правда?
А карусель бешено вращалась, и все окружающее сливалось в одно мерцающее и вспыхивающее радужными искрами пятно — яркое, непонятное. И ограда, за которой остался Петр, постепенно слилась с этой радугой и исчезла…
Утром Арнольд Григорьевич впал в панику — куда-то пропала Ирина, причем вместе с его машиной. Ее «жигули» стояли на месте, и ключи, как всегда, лежали на тумбочке, но его ключей не было. Зачем ей могла понадобиться его машина?
В последнее время она вела себя несколько странно, особенно после того как вновь появился ее старый дружок Меркулов. Иногда Генкину казалось, что Ирина Архангельская чудесным образом помолодела лет на двадцать, а иногда — что постарела на сорок: все зависело от того, где находился Петр Алексеевич и что с ним происходило. Впрочем, не задумала ли она скрыться в компании этого непонятного человека?
Арнольд Григорьевич кинулся в комнату Ирины, распахнул дверцы шкафов, ожидая увидеть пустые полки, но все вещи оказались на месте. Странно и совершенно неясно. Но где же она может быть? Пошла по магазинам? Но холодильники полны. Не станешь же звонить самому Меркулову и спрашивать: не ночевала ли у него Ирина? Это было бы слишком…
Но вдруг с ней что-то случилось? Внезапно стало плохо или, еще хуже, попала в аварию? Надо куда-то позвонить, выяснить, где это узнают — должна же быть в городе специальная справочная по любым несчастным случаям!
Генкин бросился к телефону, но тот зазвонил сам. Подумав, что это, может быть, наконец-то объявилась пропавшая вместе с его машиной Ирина, Арнольд Григорьевич радостно схватил трубку, но в наушнике услышал голос Станислава Огиренко:
— Доброе утро. Это Огиренко беспокоит. Хорошо, что застал вас, Арнольд Григорьевич. Надо утрясти некоторые важные вопросы, связанные с кредитом. Леонида Кимовича нет, вы побудьте пока дома, сейчас к вам подъедет Снегирев.
— Простите, Станислав Семенович, но… Пропала Ирина Васильевна, и я просто не представляю, что могло с ней случиться. Вы не знаете, куда надо звонить? Надо же что-то делать, как вы полагаете?
— Я думаю, с ней уже не может случиться ничего дурного, — сухо ответил банкир. — Ждите Снегирева, он вам все объяснит.
— Да? А как же… — но в наушнике уже раздались короткие гудки.
Арнольд Григорьевич положил трубку и посмотрел на часы — четверть девятого. Утро начиналось странно и необычно. Каким-то будет грядущий день?..
Снегирев появился буквально через десять-пятнадцать минут. Вместе с ним пришел незнакомый молодой китаец, или еще какой азиат, в безупречно сшитом темном костюме, удивительно ловко сидевшем на его сухощавой, подтянутой фигуре. Его наряд дополняли черное длинное модное пальто, белая крахмальная рубашка со строгим галстуком и черные туфли.
«Как гробовщик», — мелькнула у Генкина мысль и испуганно исчезла.
— Проходите, — он пригласил нежданных гостей в комнату. — Я, право, не очень понимаю…
— Мужайтесь, — неловко обняв его, грустно сказал Сан Саныч. — Это тяжелая утрата для всех нас.
— Что вы? — недоуменно отстранился Генкин, предчувствуя самое недоброе.
— Ирина Васильевна попала в ужасную автокатастрофу, и ее больше нет среди нас, — опустив голову, почти прошептал Снегирев.
— Где же она? — ничего не соображая и еще не до конца осознав случившееся, воскликнул Арнольд. В конце концов, со стороны Ирины просто свинство — оставить его после всего хорошего, что он ей сделал. Он вообще так привык к ней, к ее кухне, запахам, присутствию, а теперь и повздорить даже будет не с кем?
— Она в морге, — трагическим голосом сообщил Снегирев. И, тут же несколько изменив тон, почти по-домашнему предложил: — Вам, Арнольд Григорьевич, следовало бы поехать… И вообще, подумать о душе.